Привыкшие к безнаказанности «пролетарии» пытались оказать сопротивление, но у милиции был большой опыт обращения с подобной публикой.
Несколькими ударами резиновых дубинок толпа была приведена в чувство, а вид подъехавших «воронков» побудил ее оставить поле боя.
Сам Анпилов, как водится, в это время отсутствовал, но в тот же день собрал летучий митинг у одной из станций метрополитена и объявил, что при разгоне трудового народа были зверски убиты 7 человек, чьи трупы тайно увезли на грузовике в неизвестном направлении.
Ни фамилий погибших, ни места их работы Анпилов назвать не мог. Работать никто из «Трудовой Москвы» никогда не работал, а фамилий их Анпилов, скорее всего, и сам не знал. Очень многие в его войске были «однодневками». При разгоне этого сборища при «Останкино» обнаружилась некая тактическая новинка: десятка два старушек с лицами добрых бабушек из народных сказок подбегали к милиционерам, вопрошая: «Сынок, ты что, за жидов?».
Милиционеры зверели, но не отвечали, продолжая выполнять приказ. В России очень трудно отвечать на подобные вопросы.
Но все, кому надо, заметили, что они сильно смущены, и приняли это к сведению. Старое оружие, подобное топору, к которому постоянно звали Русь «анпиловцы», надежно в своей примитивности.
Конечно, было бы неправильно утверждать, что в «Трудовой Москве» собрались одни бродяги и бомжи.
В партии, разумеется, был и «актив», в который, помимо самого Анпилова, входили еще человек 20, главным образом, оставшиеся без работы молодые партработники на уровне заводских партбюро, чье безделье средней сытости и возможность гадить всем подряд в рамках родного предприятия закончились, что было обидно и вызывало вполне попятную пролетарскую ярость. Это был замечательный «актив», для которого даже банда Геннадия Зюганова считалась «гнездом оппортунистов», не говоря уже о всех остальных.
Когда во время осады «Останкино» власти, чтобы избежать беспорядков и кровопролития, пошли на переговоры с Анпиловым, тогдашний руководитель «Останкино» Егор Яковлев спросил у пламенного борца за народное счастье: «Вы говорите, что оппозиционерам времени не дают. Да, посмотрите, кто у меня с экрана не сходит — Павлов, Бабурин, Константинов».
Перебивая руководителя телевидения, Анпилов неожиданно заорал: «Они не оппозиция, а дерьмо!».
С этим определением указанных господ никто спорить не решился, но было совершенно очевидно, что Анпилов действительно не пожалеет ничьих жизней, кроме, конечно, собственной, для оправдания того высокого доверия, которое ему так неожиданно оказали.
