Он вернулся в Карлайл, потому что не в силах забыть прошлое. Этот Джек хочет воздать сполна за все зло, причиненное ему и тем, кто ему дорог. Это человек, не способный прощать, в сердце у него лишь одно желание — расплаты. Такого невозможно любить.
— Ты делаешь это не для нас, — ровным голосом заговорила она. — Ты делаешь это для себя. Я никогда не думала о мести. И ты тогда не думал о ней. Не знаю, почему ты изменился. Я-то осталась той же. Я хотела только, чтобы моя жизнь сложилась не хуже, чем мне суждено. Я и сейчас хочу лишь этого. И мне казалось, того же хочешь и ты. Очевидно, я ошибалась.
— Джорджия, все не так просто… — начал было Джек.
Но она подняла руку, останавливая его:
— Нет, все совершенно просто. Ты ослеплен пустой жаждой мщения и ничего не видишь.
— Нам нужно поговорить. Но она отстранила его и, выходя в ночной холод, бросила, не оборачиваясь:
— По-моему, нам больше не о чем говорить.
Джек сделал шаг следом за ней, но остановился.
— Нам много о чем надо поговорить.
— Поговори обо всем этом с моим отцом. — Она отступила от него еще на шаг. — Это теперь касается только вас двоих. Судя по всему, ни ты, ни он ни на секунду не задумались о моих чувствах.
— Как тебе в голову пришло такое! — воскликнул Джек. — Ты всегда значила для меня очень много, всегда.
Слезы навернулись у нее на глаза. Плакать нельзя, приказала она себе, только не теперь, только не здесь, когда ее видят отец и этот незнакомый мужчина, которого она когда-то любила.
— Твой поступок никоим образом не свидетельствует об этом.
— Джо…
Поколебавшись, она все же обернулась.
— Знаешь, Джек, возможно, ты был прав относительно своих родных.
— Что ты имеешь в виду? — Джека смутила внезапная перемена темы.
— Вчера вечером ты сказал, что боишься, вдруг им не понравится, каким ты стал. Ты был прав. Скорее всего, не понравится. Они будут поражены: человек, когда-то так любивший их, теперь думает только о себе.
— Джо…
— До свидания, Джек.
Спохватившись, она вспомнила об отце и повернулась к нему.
— Папа…
Больше она ничего не могла бы сказать — во всяком случае, сейчас. И возможно — больше никогда.
Ответом была лишь какая-то странная улыбка — смесь душевных мук и торжества. Джорджия не знала, как толковать ее, и думать об этом не хотелось. Усталая и разбитая, она мечтала лишь об одном: поскорее бы оказаться дома. И потому, не оборачиваясь, быстро пошла к машине. Лишь завернув за угол в конце квартала, она позволила себе расплакаться.
