У Звона в жизни были разные знакомые — и когда он жил дома, и потом, когда сбежал оттуда. Много кого знала и Косичка за четыре года своей свободы. Но ни у гривастого, ни у косатой не было таких знакомых, как у Рыбака.
Сталкеры — один из тайных орденов централов — состоят из кланов. Клан Ржавельщики — по железу; как крысы обгрызают колбасу, они оголяют любую колесную технику, включая поезда надземки, они шарят в тоннелях метро, они могут унести и лифтовый подъемник, и стационарный холодильник. Клан Хайтэки — на их совести сорванные уличные телефоны, банкоматы, наружные релейные системы и прочая компактно упакованная электроника. Клан Химики (они же Смертники) — самый рисковый; эти ищут для перепродажи то, на чем нарисованы древние знаки — череп и кости, трехлучевая «ромашка», или написано «ЯД!»
Универсал Рыбак дружил со всеми кланами, везде был принят и любим. Куда бы Звона и Косичку ни пустили отродясь, туда они входили с ним свободно, и Коса быстро выучила рукопожатие сталкеров — предплечье к предплечью, обхват пальцами под локтем.
— Хай-хай. Эти со мной.
— Ну как, получшало тебе? Привет. Ты красивая.
— Пошшшел ты…
Тупик — здесь не должно быть двери! Какая-то щель в стене, словно пролом… Семь шагов в темноте — и открывается ангар с останками машин, озаряемый сполохами плазменной горелки; парень, чернокожий от копоти, поднял с лица на лоб щиток — оказалось, это девчонка.
— Рыбак, привет. Кого привел?
— Свои. Дело большое, Пенка. Бензин у себя? И поспать бы.
— Без проблем; харчи отдай Храповику.
— А где Клипса?
— К ней друг из Вангера приехал; у нее медовый месяц, — лаконично ответила Пенка, опуская щиток. — Э, в сторону!
Горелка вновь завыла; по ангару, никого не смущаясь, прогрохотал трицикл в шипастых прибамбасах, и наездник в отливающей металлом коже поднял руку, приветствуя Рыбака. В апартаментах у Бензина было как в обычной вписке, но со сталкерским акцентом — дым вместо воздуха, мат вместо музыки, базар вместо чинных бесед. Толстенный Бензин зарычал в висячие усы:
— Рыбак, живой?!!
— Ты раньше сдохнешь, — дружески пожал Рыбак руку толщиной с ногу. — Мы ночевать.
— Да хоть на мой топчан.
