В отделе реликтов уважали старину и традиции, воссоздавали все в стиле «глубокое ретро». Плоскость старомодных фотографий здесь означала давность, а статика объемных панорам и фиксированные позы манекенов, изображающих древних роботов, — то, что минувшее умерло и представляет собой что-то среднее между гербарием и паноптикумом из восковых фигур и заспиртованных уродцев. В залах галерей «Этапы развития», «Достижения» и «Перспективы» экспонаты часто были интерактивными; там киборг с внешностью Айзека Азимова был бы гидом, ходил бы с экскурсантами и рассказывал о себе.
Вдруг у витрины прозвучало слово «политкорректность». Кукла будто бы прислушалась. Это музейный менеджер повздорил с оформителями.
— Никуда не годится. У нас технический музей, а не домик с привидениями в луна-парке. Уберите и руку, и голову.
— Но мы действуем по художественному плану. Это — Прага, это — Альпы. На фоне Праги мы поместим…
— Что, и трупы входят в план?! Покажите!
— Это для живописности, для наглядности.
— Никаких трупов! Все изъять! Вы что, телевизор не смотрите? Беглые киборги объявили войну армейскому проекту, а маньяк F60.5 подорвал кибера прямо у ворот базы проекта в Бэкъярде. Такой стенд нам поставят в вину; скажут, что мы пропагандируем насилие.
Как бы ни возражали художники, последнее слово было за менеджером. Окровавленные рука и голова исчезли.
Но в тот же день появились новые портреты. «Виктор Франкенштейн, конструктор первого биоробота. Копия с подлинника XIX века». На фоне гор встал неуклюжий, словно сшитый из кусков, сутулый муляж человека; к счастью куклы, его тяжелый отсутствующий взгляд был направлен мимо нее.
— А по-моему, это все — вранье! — оживленно спорили молодые рабочие музея. — Это тинейджеры выдумали для потехи. Насмотрелись мультиков и…
— Хороша потеха. Я читал, Банш — это кибер-мафия. Деньги с карт снимают запросто, у них же компьютер вместо мозгов. Поди угадай, на что они способны.
— Воевать не смогут, это уж точно. Первый Закон!.. — кивнул спорщик на портрет Азимова.
— Невозможного нет, — подал голос третий; на комбезе его мягким бликом моргнул круглый значок — «ДРУГ СВЯТ, А Я ЧИСТ» и лик Пророка Энрика, над которым в черноте светились синие звезды глаз; при смене угла зрения вместо Пророка проступал заостренный лик Мертвого Туанца. — Бог захочет — и будет. Когда он пожелал сделать машину орудием возмездия…
От этого парня с его новой верой спасу не было; ладно бы танцевал свой варлок-рок, а он всем встречным проповедует, как это замечательно — иметь Богом иномирянина, а Пророком — танцовщика. И не возразишь; кто верует, тому все доводы мимо ушей.
