— Партизаны, Партия и Банш выступили единым фронтом! — подытоживал Доран, зависнув над Бернслайн, пока Волк Негели показывал всем кляксу. — Сейчас как никогда нам необходимо четкое взаимодействие всех силовых структур. Оставайтесь с нами на канале V! Мы начинаем серию блицрепортажей о тех, кто защищает нас! Сегодня мы с вами убедимся, что подразделение «Омега» в любой момент готово к самым решительным действиям!..
Жутковатое пятно на стене дома сменилось зрелищем льющегося кефира — пакет, кефир и стакан были одинаково прозрачны. За кадром кто-то сладострастно и призывно стонал. Насколько знал Доран, стон источала страшненькая дама лет пятидесяти, квадратного телосложения, лысая от рождения (что поделаешь — черная генная карта!); она за семь бассов в час изображала звуки поцелуев, кваканье, мяуканье, жужжание мух, писк и клекот йонгеров — причем гораздо лучше, чем все это звучит на самом деле!
— Напиться, что ли, этого кефира… Волк, ты его пробовал?
— Нет, — гулко ответил оператор. — Я патриот, а его варят по туанской технологии.
Флаер «NOW» начал разворот — надо спешить к следующему объекту. Волк, пользуясь передышкой, развалился и вытянул ноги, тайком заглядывая через визор на 17-й канал — Отто Луни со своими похабными клоунессами рекламировал прозрачный сыр.
* * *
После случившегося в среду буйного припадка Рыбаку ужесточили режим — отняли телевизор, пристегнули к койке на денек и придавили мысли транками — но больше не приставали, а психиатр зачастил в палату с уговорами: «Одумайся, надейся, жизнь — это дар божий» — и так далее.
Приходил в субботу еще некто в штатском — этот никем не прикидывался, сразу показал удостоверение агента «политички».
— Вместо кино, — усмехнулся Рыбак, — а то я без Принца Ротриа соскучился. Пытать будешь?
— По-моему, ты сам себя уже замучил — дальше некуда, — агент был тоже не прочь пошутить и этим немного расположил к себе Рыбака. Разговорились; агент — первый за все время! — посочувствовал о смерти Гильзы: — Я понимаю, каково тебе сейчас. В школе у меня была девчонка, красавица. Мы очень дружили. У нее нашли «болезнь переселенцев»… Она долго умирала, согласилась на эвтаназию. Я боялся, что мне не дадут с ней проститься, но она настояла, чтоб я был с ней до конца, как друг. И ее родители согласились.
Подобных историй агент мог придумать с десяток, на разные вкусы, но упоминание о широко известной, роковой и коварной «болезни переселенцев», превращавшей детей в живые мумии, сработало безотказно — Рыбак помимо воли поверил, и агент ненадолго получил доступ в его душу.
