Наконец Прасковья Петровна закрыла букварь.
— На сегодня довольно, — сказала она. — К следующему вторнику все выучите азбуку. А теперь давайте отдохнем. Кто из вас петь умеет?.
— Все умеем, — крикнул Серега.
— А какие песни знаете?
— «Чеснока» знаем, — сказал Женька. — Про атамана, которого васинские парни запятнали.
— Это хулиганская песня, — сказала десятница. — Лучше я вас другой научу. Хотите?
Она ударила по клавишам рояля и заиграла медленный тягучий мотив, а сама запела тихонько:
Был у Христа-младенца сад,
И много роз взрастил он в нем…
Ребята подпевали ей.
Когда урок кончился, Роман, собравшись с духом, подошел к десятнице.
— У нас есть мальчик один. Он тоже очень хочет ходить к вам. Можно ему?
— Конечно, можно, ты его приводи в следующий раз, — сказала десятница. — Мог бы и сегодня привести.
— А я боялся, — сказал, смеясь, Роман. — Он и сейчас на лестнице стоит.
— Где? Кто?
— Да Иська, мальчик тот.
— Кто?
— Иська, это зовут его так. Исаак.
— Исаак? — нахмурилась Прасковья Петровна. — Он еврей?
— Да.
Десятница отвернулась.
— Нельзя, — сказала она жестко. — Дети, запомните: у нас общество христианских детей. На беседы и в храм могут ходить только русские дети.
Роману стало обидно за Иську.
— А почему евреям нельзя? — упрямо сказал он.
— Это долго объяснять, — сказала десятница.
Ребята вышли на улицу. Роману было нехорошо и как-то стыдно перед Иськой. Нарочно он отстал от ребят и пошел один. На углу к нему навстречу кинулся улыбающийся Иська.
— Наконец-то! А я думал, что прозевал вас.Ну, как? — спросил он несмело.
Роман стоял, обливаясь потом. Иська догадался. Лицо его сморщилось. Махнув рукой, он тихо сказал:
— Я так и знал. Нельзя.
Он повернулся и, опустив голову, пошел по набережной. Роман брел один и чуть не плакал. Вдруг кто-то тронул его за руку. Роман оглянулся. Рядом шла Ленка дворникова.
— Ты почему один?
— А ты почему одна?
— Тебя дожидала.
— Зачем?
— Так… мне тоже Рыжего жалко.
Роман вдруг рассердился.
— Ну и жалей! — крикнул он. — А чего ко мне-то пристаешь? — И побежал догонять ребят.
Роман совсем было забыл про Иську, если б случай снова не столкнул их.
Ребята возвращались с беседы из церкви. Было уже темно. Роман, тихо насвистывая, брел к себе на задворки. Только завернул за угол дома, смотрит — сидит кто-то на колесе, где кузнецы перетягивают шины. Роман вгляделся. Знакомые острые плечи. Иськины плечи. Всхлипыванья слышны. Плачет.
Плачущего Иську Роман видел часто. Отлупит кто-нибудь, и идет, заливается Рыжий по двору, а вокруг народ смеется. Теперь же было иначе. Во дворе пусто, значит, никто не бил Иську, а он все-таки плакал. В сердце Романа шевельнулась жалость, захотелось подойти, поговорить с ним. Он осторожно позвал:
