Нет, дядька, телом ты велик, да умом мал, — напутствовал его Никита, раздавая свои подарки. Таки принял Кочмарь дюжину раз в грудь, в одно и тоже место, и столько же тюль взял он в спину. И тут пережало дыхание Кочмарю, и, закатив глаза, стал он оседать на подмятые ноги. Ух, как мог бы сейчас распалить Никита с махача этот тугой лоб! Так, что и глаза бы лопнули. Но воевода поднял руку, и Смолич замер, как вкопанный. Помиловал воевода черниговского дядьку, вернул ему жизнью отмеренные годки.
Ревела толпа, забрасывая небо шапками. Никита пробирался через отупевших от радости путивлян туда, где мог он отпустить от души все напряжение пережитого боя. Он присел на траву возле бревенчатой стены и закрыл глаза. Рядом кто-то вздохнул. Никита поднял голову. Неприметный с виду мужичонка мялся перед сидящим заручником, пытаясь что-то сказать.
Чего тебе? — спросил Никита. Я, понимаешь ли спутал, опамятовал, — заговорил мужик. Смолич потянул плечами, грудно вздохнул:
Чего спутал-то?
Ты меня давеча спросил, кто таков этот Кочмарь. А я по памятке его сынком Михайло Кручи назвал. Ну и что? Ознался я, как вышло. А ты его побил сильно… Никита улыбнулся, подмигнул мужичишке:
Это, отец, не имеет никакого значения.
Замок Ульриха фон Поллена Гильдебора Шлосского напоминал разорённую мусорную кучу. Под стать замку был и сам хозяин. Высохший, как осенний тополь в переполье, с лицом, разбитым морщинами и потерявшими цвет волосами. Следует добавить, что нездоровое нутро барона исторгало наружу через его чахлое дыхание совершенно непотребный запах, мешающий какому бы то ни было благородному общению с ним. Впрочем, внешность хозяина Шлосского замка, в действительности, совершенно не соответствовала его натуре. Чуть только дело доходило до благородного искусства владения мечом, равных Ульриху Поллену не было во всём Ордене. А замок? Его внутреннее убранство также не сочеталось с битым камнем стен и башен. Здесь, под сенью рыцарского герба, обитал дух не упадничества, а праведного бунтарства и тщеславия. Здесь каменные изваяния древних франков давили поверженные тела аллеманских ратников. Здесь поплинвые гобелены прославляли род Гильдеборов, а собственное достоинство хозяина составляли две дюжины разбитых им рыцарских щитов.
Да, барон Ульрих фон Полен Гильдебор Шлосский мог показать молодым послушникам, как надо владеть мечом. Когда барон брал своей кованой руковицей клинок, когда втягивал тело в суконную камизу с тевтонским крестом на груди, его чахлые конечности вдруг обретали упругую силу молодого льва. Не просто бой ожидал монахов на холодных ступенях алтаря. Это было магическое таинство ритуала. Шлосский приор тушил факел в лохани с водой, и в зале воцарялась кромешная темнота. Рыцари замирали в напряжении. Их руки терзали рукояти мечей. Преодолевая оцепенение, тевтонцы наступали в темноту. Крадучись, как ночные звери. И тут барон раздавал каждому своё. Были только слышны беспощадные удары. Однако ни разу ещё никто из братьев не получил сверх того, с чем справилось бы его здоровье. Рыцари в этих боях особого усердия не проявили, ибо это было опасно для них самих же.
