Обоим, Торкелю и Гудмунду, пришлось признать, что об этом они не подумали и что Йостейн из них самый умный, и посланцы поняли, что им больше ничего не добиться. Так что они принялись собираться назад к королю Этельреду, чтобы получить серебро как можно быстрее.
Но прежде они надели свои лучшие облачения и вместе со свитой проследовали на поле боя. Там они читали над мертвыми, наполовину скрытыми теперь пышно разросшейся травой, покуда потревоженные бесчисленные стаи воронья кружили над ними с хриплыми криками.
Во всем войске была большая радость, когда стало известно, на чем условились хёвдинги с посланцами. Все превозносили хёвдингов за такую сделку и хвалили короля Этельреда как самого доброго из всех королей к бедным мореходам с Севера. Сделался большой шум и гульба— немалый спрос на жирных баранов и молодых женщин, люди же понимающие сидели задумчиво у костров, на которых жарились бараны, и пытались сосчитать, какая сумма придется на каждый корабль и на весь флот целиком. Это оказывалось непростым делом, и нередко случались пререкания о том, чье исчисление вернее, но все сходились, что никто бы и не поверил, что где-нибудь на свете может быть столько серебра, разве что у базилевса в Миклагарде. Иные отмечали и другие вещи, именно — что кормщикам досталась такая большая доля, хотя занятие у них нетяжелое и на веслах им сидеть не приходится, но сами кормщики полагали, что всякий разумно рассуждающий человек признает, что они-то как раз заслуживают куда большего.
Хотя пива было вдосталь, и притом крепкого, и шума хватало, но до серьезных стычек из-за этого дело доходило редко, ибо все чувствовали себя теперь богатыми и находили жизнь прекрасной и оттого не так скоро хватались за оружие.
Но Орм сидел в мрачных раздумьях возле маленького священника и думал, что немногим людям пришлось столь же тяжко, как ему.
Брат Виллибальд нашел себе много дела, ибо немало было раненых, нуждавшихся в его заботах, и он посвятил им себя целиком и полностью. Пришлось ему осмотреть и руку Торкеля, и тут ему было что сказать о епископских лекарях и их методе, ибо ему трудно доверять другим в том, что касается понимания и познаний в медицине. Он сказал, что собирается поехать вместе с епископами, но Орму не хотелось его отпускать.
— Ибо хорошая это вещь, когда лекарь под рукой, — сказал он, — и должно быть верно, что ты из них всех самый искусный. Ясно, что я бы хотел отправить тебя с посланием к Ильве, дочери Харальда, ведь ты единственный гонец, которого я могу послать, но тогда я тебя больше не увижу, из-за ненависти, которую ты питаешь к нам, норманнам, и никогда не узнаю ее ответа. И потому сижу я теперь и не знаю, что мне делать, и не могу ни есть, ни спать.
