Он осушил свою кружку, сверкнул глазами, и сделался доволен, сказав, что пиво много полезнее мяса для того, кто много голодал. Орм налил ему еще, и тот продолжал рассказ.
Когда епископ Поппон услыхал, что датские викинги высадились на восточном берегу, он пожелал получить надежные сведения из Датской державы: остался ли еще в живых кто-нибудь их христиан, и верен ли слух о том, будто король Харальд умер, и все такое прочее. Но сам епископ чувствовал себя слишком слабым для такой поездки, и ехать пришлось брату Виллибальду.
— Ибо епископ сказал, что мне у язычников не грозит большая опасность; даже когда их охватит великая ярость, как лекарь, я буду всегда у них принят и даже уважаем теми, кто помнит меня по двору короля Харальда. У меня самого было собственное мнение на сей счет, потому что я вас знаю получше, чем он, чересчур добрый для этого мира, но не полагается перечить епископам в таких вещах, и я сделал так, как он пожелал. Усталый, я прибыл к вечеру в этот город, и после вечерни лег спать в комнатах для приезжих, и был разбужен криками и густым дымом пожара; в отблесках племени бежали полуодетые люди, крича, что на нас напали дьяволы. То были не дьяволы, а гораздо хуже, и мне показалось нестоящим делом идти к ним с приветом от епископа Поппона. Я спрятался вместе с прочими в церковной колокольне, и там бы погиб, и все остальные тоже, когда бы Господь не спас нас из беды в день Пресвятой Троицы.
Он кивнул и выпил и посмотрел на Орма утомленными глазами.
— Прошло четырнадцать дней, а сна мне выпало не много. Плоть же слаба… нет, не слаба, она сильна, столь же сильна, как и Дух, но ведь не беспредельно.
— Спать будешь потом, — сказал Орм нетерпеливо. — Знаешь ли что-нибудь об Ильве дочери Харальда?
— Насколько мне известно, — отвечал без колебаний брат Виллибальд, — она попадет в ад за свою спесь и злонравие, если немедля не исправится. Но кто же станет ждать исправления от дочери короля Харальда?
— Ты и на женщин злишься? — сказал Орм. — Что она тебе сделала?
— Ничего особенного, — с горечью отвечал маленький священник. — Хотя правда и то, что она называла меня лысой старой совой, когда я пригрозил ей гневом Божиим.
— Ты угрожал ей, поп? — сказал Орм, подымаясь. — Почему ты угрожал ей?
— Она кричала, что поступит так, как ей угодно и выйдет за язычника и наплюет на всех епископов.
Орм сгреб в кулак бороду, уставился на него, а потом сел.
— Это за меня она выйдет, — сказал он спокойно. — Где она?
