Епископ был сгорбленный от старости и беззубый, и немногие поняли, что он сказал, но слова его переводил ученый священник из его свиты, и все, кто слушал, переглянулись, услышав такое предложение. Гудмунд сидел на пивной бочке, хмельной и веселый, и тер о полу маленький золотой крестик, чтобы тот заблестел. Когда он понял, что сказал епископ, то принялся раскачиваться взад-вперед от удовольствия. Он крикнул Торкелю, что нужно бы ответить на такие превосходные речи.
Торкель вежливо сказал в ответ, что все услышанное ими, безусловно, достойно размышлений. Слава о короле Этельреде в Датской державе велика, но теперь, похоже, оказывается, что он даже лучше, чем о нем рассказывали, а его намерение оделить их подарками вполне соответствует тому, о чем они думали с самого начала.
— Ибо мы сказали ярлу Бюрхтноту, когда говорили с ним через протоку, что вы тут в стране богаты, и мы, бедные мореходы, станем вам друзьями, если вы поделитесь с нами своими богатствами. Теперь нам приятно узнать, что конунг Этельред и сам так считает; при его великом богатстве и могуществе и мудрости он наверняка покажет нам свою щедрость. Сколько именно собирается он нам дать, мы пока не слышали, но чтобы исполниться радости, нам надо много, ибо мы угрюмого племени, и лучше выдать нам все золотом и серебряной монетой, ибо так нам будет легче считать и проще везти домой. А покуда все не будет сделано, мы хотим оставаться без помех тут и собирать по окрестностям все, что нам нужно для пропитания и довольства. Но есть и еще один среди нас, кому надлежит решать в равной мере со мной и Гудмундом, и это Йостейн. Он ушел грабить со многими людьми, и до его возвращения придется нам подождать с решением насчет того, сколь велик должен быть дар. Но немедля я хотел бы знать, нет ли в вашей свите священника, искусного во врачевании, потому что рука моя изувечена и требует лечения.
Другой епископ отвечал, что с ним двое священников, обученных лекарскому искусству, и что они готовы осмотреть руку Торкеля. Но за это они желают, чтобы заключенные в башне были выпущены и могли бы невредимыми идти туда, куда им угодно, ибо тяжко знать, сказал он, что они изнывают от голода и жажды.
— По мне, так они могут спуститься и выйти, когда им вздумается, — сказал Торкель. — Это то, в чем мы пытаемся убедить их с тех пор, как взяли город, но они упорствуют, несмотря на наши советы, и это они разбили мне руку. Пусть они оставят нам половину своих богатств, которые у них в башне, и это еще малое возмещение за мою руку и всю досаду, которую они нам причинили. А потом пусть идут, куда хотят.
