— Может быть, это потому, что он меня любит и боится за меня? — прошептала Анна-Лаура с такой надеждой в голосе, что у старого герцога сжалось сердце.
— Не мне судить, в конце концов возможно и такое, но не забывайте, моя дорогая, что нет худшего ревнивца, чем тот, кто ревнует, но не любит. Ах да, кстати! Вы приехали в кабриолете, а это очень неблагоразумно. Люди из народа ненавидят эти экипажи, и я не понимаю, почему ваш супруг уступил его вам. Если еще раз соберетесь ко мне приехать, то непременно возьмите фиакр. Это безопаснее и надежнее. А еще лучше не приезжайте вовсе. Я сам буду навещать вас каждые два дня, как в те времена, когда давал вам уроки. Согласны ли вы терпеть и дальше мое общество?
Анна-Лаура оживленно улыбнулась:
— Вы мне доставите огромное удовольствие! Это будет почти совсем как в старые времена, верно?
Воспоминание о прошлых счастливых днях подействовало как всегда. Выходя из особняка герцога Нивернейского, Анна-Лаура едва сдерживала слезы умиления.
Сильвен развернул кабриолет, но они успели проехать совсем немного, когда выяснилось, что с улицы Турнон им не выбраться. Неожиданно собравшаяся толпа перегородила выезд на площадь. Сильвен не успел среагировать, а здоровый детина в засаленном красном колпаке с высокой кокардой ловко и сноровисто ухватил лошадь под уздцы. В ту же секунду другой мужчина, худой, высокого роста, растянулся под кабриолетом, притворяясь, что экипаж сбил его. И сразу же раздались гневные возгласы:
— Долой кабриолеты! Позор потаскухе, которая вообразила, что может запросто давить простых людей! Сожжем их! Еще одна шлюха, которая считает, что ей все можно! Мы ее проучим!
Не прошло и нескольких секунд, как сопротивляющегося Сильвена стащили с козел. Возбужденные и нетерпеливые мужчины выпрягли лошадь, краснолицый здоровяк уселся на нее верхом и увел в неизвестном направлении. Другие вытащили из кабриолета Анну-Лауру и несчастную Бину, цеплявшуюся за свою хозяйку и голосившую что было сил.
Бледная от страха маркиза молчала, вглядываясь в разъяренную толпу. Женщины грозили ей кулаком, кто-то уже рубил топором экипаж, чтобы устроить костер и бросить туда его хозяйку. Анна-Лаура, казалось, овладела собой, в ее голове билась спасительная мысль. Если ей суждено умереть от рук этих обезумевших людей, она примет смерть с облегчением. Ее измученное сердце наконец успокоится — она наконец соединится со своей дорогой Селиной. С Анны-Лауры сорвали соломенную шляпу и платок из черного муслина, обнажая нежную шею. Какой-то мужчина тут же протянул к ней грязную руку:
