Задавая этот вопрос, Альдо готов был к любой реакции, но то, что он услышал в ответ, оказалось для него совершенно неожиданным. Джон Сэттон, по-прежнему прямо и безучастно глядя на Альдо, тихим голосом сказал:
— Потому что ничего другого она не заслуживает. Она — убийца, она самая отвратительная из убийц, потому что свое преступление продумала и подготовила заранее.
Сэттон улыбнулся. Горячая романская кровь Морозини мгновенно вскипела от этой сардонической улыбки, и, чтобы сдержать себя, он поднес зажигалку к сигарете, глубоко затянулся и выпустил клуб дыма к лепному потолку.
— Что позволяет вам так безоговорочно быть в этом уверенным? — спросил князь безупречно ровным голосом. — У вас есть доказательства?
— К сожалению, нет. Единственная улика, которая могла бы стать решающей в этом деле, — бумажный пакетик, в котором было лекарство вместе с ядом, — исчезла чудесным образом, безусловно, брошенная в огонь предусмотрительной рукой. Но я многое видел, многое слышал и поэтому ни секунды не колебался, когда выдвигал свое обвинение. Возможно, я причиню вам большую боль, князь, но места для сомнения нет: она виновна!
— У меня нет никаких оснований оспаривать вашу уверенность, и, возможно, я разделю ее, если вы соблаговолите сообщить мне о том, что вы видели и слышали. Без сомнения, вы были очень привязаны к сэру Эрику?
— Очень! Сразу после окончания Оксфорда я поступил к нему секретарем и ни разу не покидал его.
— Однако нельзя сказать, что вы состарились у него на службе. Полагаю, вы пробыли рядом с ним не так уж и долго.
— Три года. Но, думаю, мне хватило бы и нескольких недель, чтобы оценить достоинства этого человека!
— Вполне возможно. Я был лишен удовольствия видеть его часто. К тому же мы оказались соперниками в одном известном вам деле. Но я возвращаюсь к своему вопросу: что вы видели и слышали?
— Вы настаиваете? В таком случае я должен вам для начала сообщить, что примерно месяца два назад мы наняли лакея-поляка…
— Обойдемся без деталей! Ее светлость герцогиня Дэнвере, рассказывая мне о трагическом вечере, упомянула и об этом лакее, который как сквозь землю провалился.
— Эта, как вы изволили выразиться, деталь весьма существенна. И вы согласитесь, когда узнаете, что я застал леди Фэррэлс в объятиях этого лакея.
— В объятиях? А вы уверены, что… не драматизируете ситуацию?
— Судите сами! Произошло это примерно три недели назад. Сэр Эрик ужинал в тот вечер у лорд-мэра, я смотрел балет в Ковент-Гардене. Поскольку у меня имеется собственный ключ, я вернулся и, стараясь не шуметь, даже не зажигал света. Я прекрасно знаю этот дом и привык ходить по нему вслепую. Тем более что сэр Эрик не потерпел бы моих ночных возвращений, если бы они нарушали его покой. Я поднимался по лестнице, как вдруг услыхал смех и шепот. Шум раздавался из покоев леди Фэррэлс, и я увидел, что дверь ее будуара приоткрыта. Света там было немного, но я все-таки сумел узнать Станислава, который выходил от нее на цыпочках. Он уже вышел за дверь, леди Фэррэлс проводила его до порога, и на пороге они поцеловались… весьма страстно, потом он тихонько оттолкнул ее с тем, чтобы она вернулась к себе.
