— Я был бы неблагодарным, если бы отправил вас на эшафот за то, что вы позволили мне убежать. Я хочу вам напомнить то, о чем вы часто забываете: меня удерживает слово чести, а не ваши запоры. Рыцарь лишь единожды дает слово, тем более король…»
— Если я правильно понял, — сказал Готье, — вам пришлось сразиться с головорезами Дворянчика. Как вам удалось с ним справиться, если ваш отряд был значительно меньше?
— По пути я присоединил гарнизоны Гийомских ворот, ворот Фермере и Святого Николя. Этого оказалось достаточно. Мы хорошо отделали этих подонков, осмелившихся носить цвета Бургундии. К сожалению, некоторым удалось ускользнуть и скрыться.
— А Дворянчик?
Широкая улыбка, из-за шрама больше похожая на гримасу, осветила лицо капитана.
— Поймали как цыпленка. Его тайно привезли в Дижон, и завтра в крытой повозке под охраной я отправлю его в Лотарингию.
Почему в Лотарингию? Ваши тюрьмы недостаточно надежны?
— Не поэтому. Я не хочу оставлять его здесь, так как не желаю, чтобы кто-то узнал, что мой узник покидал башню, пусть даже ненадолго. К тому же я должен сделать это для монсеньора Рене д'Анжу: Дворянчик был его пленником и сбежал от него. Теперь он вернется в свою тюрьму. Все возвращается на круги своя!
Мне бы не помешал хороший кувшинчик вина, госпожа Симона; я знаю не много домов, где вино было бы лучше вашего!
Прекрасная кормилица смущенно улыбнулась:
— Мне нет прощения, Жак! Но вы так увлеченно рассказывали! Сейчас вам принесут вина и промоют раны. Пойдемте со мной в гостиную.
Когда она открыла дверь, с кровати Катрин послышалось рыдание. Госпожа де Монсальви снова погрузилась в свой кошмарный сон. К ней тотчас же подбежали Готье и. Беранже. Сухие губы Катрин пылали. Готье провел по ним тампоном из корпии, смоченным липовым настоем. Графиня запричитала: «Арно! Арно! Я иду… не уходи… Любовь моя, подожди меня!.. подожди меня… Я хочу вернуться домой!..»
Из полуоткрытых глаз градом полились слезы, Катрин заметалась по подушке, как будто стараясь прогнать страшные видения.
Беранже взглянул на своего друга.
— Увидит ли она снова Монсальви и детей? — пробормотал он сдавленным голосом.
Бывший студент огорченно пожал плечами.
— Это известно одному Богу: я боюсь, как бы ее выздоровление не затянулось. Скоро наступит зима…
Как будто в подтверждение его слов, на Дижон упал первый снег…
