При других обстоятельствах их плавание к берегам Вест-Индии с ее знойными пейзажами могло бы стать великолепным свадебным путешествием: они растворились бы в безбрежной нежности и языческой страсти. Ну почему мечты сбываются так поздно?
Он вздрогнул от прикосновения теплой и нежной руки Жюдит.
— Жиль, — чуть слышно взмолилась она, — оставьте мне хотя бы это! Не отсылайте Фаншон…
Он не удержался и, прежде чем отпустить руку жены, быстро поднес ее к губам.
— Хорошо, она может остаться. Но пусть прикусит язычок. А не то пусть пеняет на себя.
Повелительный тон хозяина быстро развеял мимолетное чувство, возникшее между ними. Жюдит поправила развязавшийся от ветра шарф, повернулась и пошла к лестнице.
— Благодарю вас, — холодно произнесла она напоследок. — Я сама прослежу, чтобы слова Фаншон вам больше не передавали.
Непонятно, почему Жиль рассердился: судьба служанки была ему безразлична, но в последних словах Жюдит он почувствовал смутную угрозу;
Турнемин поспешил в кают-компанию, свое привычное убежище, и углубился в чтение одной из теснившихся на полке книг. Это был трактат Бове-Разо «Искусство выращивания индиго», которую добыл для него владелец одной книжной лавки Нью-Йорка; Жиль попытался сосредоточиться на разведении «синей травы» — он изучал это руководство с самого отплытия. Но безуспешно. Время высаживания семян, способы орошения, болезни ценной культуры сейчас его не интересовали. Неожиданное возвращение Фаншон взбудоражило Жиля сильнее, чем он предполагал, но еще больше выводила его из себя привязанность Жюдит к горничной — живому напоминанию о ненавистном для него прошлом.
Внезапный порыв ветра накренил судно, чернильница опрокинулась, книги и карты посыпались на пол, а у Жиля появился подходящий предлог прервать работу, чему он был несказанно рад.
«Кречет» снова вошел в полосу сильнейшего ливня. Выходя из кают-компании. Жиль накинул дождевик и пошел на мостик к капитану Малавуану.
С того момента, как Турнемин покинул палубу, прошло не так уж много времени, а небо, еще недавно такое голубое, теперь стало свинцовым из-за тяжелых туч, гонимых бешеным ветром.
Судно боролось с огромными волнами: на их гладких валах вскипала белая пена, в ней то и дело скрывались бушприт корабля и фигура кречета, расправившего крылья; босые матросы на реях демонстрировали чудеса акробатики, пытаясь убрать паруса.
Жиль подставил лицо яростному ветру, радуясь тому, как под его порывами разлетаются черные мысли, — он всегда искал бури и наслаждался ею с беззаботностью юности. Парусник совсем затерялся в безбрежном океане: громадные волны, подхлестываемые ураганом, обрушивали на него потоки пены, грозя поглотить хрупкое судно. Жиля это ничуть не страшило. Он не обращал внимания на бушующее море, потому что не сомневался: «Кречет» выстоит.
