И вдруг ребенок негромко вскрикнул. Но его крик показался куда более оглушительным, чем вопли матери.
— Кто? — прошептала Констанция, с трудом открывая глаза. — Кто?
Перед ее взором все плыло, двоилось, и она видела только, как розовый комочек заворачивают в белую ткань.
— Кто, сын?
— Да, дитя мое, сын, — сказала мать настоятельница, промакивая крупные капли пота со лба графини де Бодуэн.
— Сын… — тихо прошептала Констанция, — слава богу, мальчик, я назову его Мишелем. Скажите Арману, что у него родился сын. Одна из монахинь с радостной улыбкой на лице бросилась из собора туда, где под колоннами у портала стоял, прижавшись головой к стене, граф Арман де Бодуэн.
— У вас сын, — сказала монахиня и поклонилась.
— Сын? — граф как бы не поверил своим ушам. — Ты сказала, сын?
— Да, да, сын, — засмеялась молодая монашка и быстро скрылась за приоткрытой дверью.
У меня сын… — все еще не веря в то, что произошло, прошептал граф де Бодуэн, — сын… у меня… А ребенок негромко плакал, и король, слыша этот слабый детский голосок, проскрежетал зубами:
— Это должен был быть мой ребенок, мой, а не графа де Бодуэна. Почему я так несчастен? Почему мне не везет, и эта женщина не желает стать моей возлюбленной? Почему я не встретил ее раньше?
Но произнося эти слова, король понимал, что даже встреть он ее двадцатью годами раньше, ничего не могло бы измениться. Браки короли заключают не по любви, а по строго установленным правилам. И никакой король не в силах их изменить. Наконец, Констанция смогла открыть глаза и осмотреться.
— Где я? Где я? — прошептала Констанция, видя над собой склоненные лица монахинь.
— Ты в соборе, дитя мое, в соборе. Ты родила сына, замечательного крепкого мальчика.
— Я родила в соборе… — негромко произнесла Констанция, видя прямо над головой скульптуру девы Марии. — Слава богу!
— Да-да, дитя мое, слава господу богу нашему за то, что помог тебе так быстро родить ребенка. Я думаю, твой сын будет счастлив, ведь он рожден в церкви.
— Мой сын должен быть счастливым, — задумчиво сказала Констанция, пытаясь встать на ноги. Но монахини удержали ее.
— Лежи, лежи, дитя мое, сейчас принесут носилки, — настоятельница провела рукой по волнистым каштановым волосам, — все будет хорошо, успокойся и ни о чем не думай.
— Спасибо, — поблагодарила графиня де Бодуэн добросердечную монахиню.
Говорят, время лечит все раны. Может быть, это и так, но если в сердце поселяется неистовая любовь, смешанная с безудержной страстью, то никакое время над ней не властно, и сердце продолжает болеть, а рана кровоточить. Король как ни пытался выкинуть из своей души Констанцию Бодуэн, ему это никак не удавалось. Он
