– Да, я читал об этом у Стивенсона, святой отец. И понимаю, конечно, что ваш Господь – это не то же самое, что доктор Джекил и мистер Хайд. Но ведь это только часть тайны, святой отец, грандиозного детектива, задуманного на небесах. И все – от евангелистов до Кафки – тщетно силятся разобраться в сути происходящего. Ну, ничего, ничего. За расследование взялся теперь лейтенант Киндерман. Тебе знакомы гностики?
– Я болею за другую команду.
– Да у тебя просто совести нет. Так вот, гностики считали, что мир создал, так сказать, «заместитель Бога».
– Ну, это уже переходит все границы, – взорвался Дайер.
– Да это же не я, а они так считают.
– А потом ты объявишь, что святой Петр был католиком.
– Да послушай же ты. Итак, Господь Бог вызвал к себе ангела, своего «заместителя», и приказал ему:
«Послушай, парень, вот тебе пара долларов – иди-ка ты и создай для меня что-нибудь стоящее, вот какая меня посетила классная идея! Это же гениально!» И ангел пошел и действительно сотворил мир, но так как сам он не являлся совершенством, то допустил некоторые промахи, о которых я тебе уже говорил сегодня.
– Это ты все сам придумал? – поинтересовался Дайер.
– Нет, но Господа Бога это не освобождает от неприятностей.
– Ну, а если шутки в сторону, твоя-то теория в чем состоит?
Киндерман хитро прищурился:
– Неважно. Это нечто совершенно новое и неожиданное. Просто грандиозное.
Подошла официантка и положила на столик счет.
– Вот и все, – протянул Дайер, разглядывая счет. Киндерман рассеянно помешивал ложечкой остывший кофе и озирался по сторонам, словно выискивая некоего шпиона, который мог бы подслушать их разговор. Вытянув шею, лейтенант заговорщическим тоном начал:
– Мое отношение к этому миру сводится к следующему. Я рассматриваю его как гигантское место преступления. Понимаешь? И пытаюсь собрать улики. Пока что у меня на примете несколько подозрительных лиц, и на них уже готовы фотороботы. Они объявлены в розыске. Ты, кстати, не мог бы развесить их физиономии на университетской территории? Отдаю даром. Я же понимаю, что ты весьма щепетильно относишься к своему обету нищеты. И я очень тебя уважаю за это. Никакой ответственности, а заодно и зарплаты тоже.
– Так ты посвятишь меня в свою теорию?
– Я могу только намекнуть, – согласился Киндерман. – Свертывание крови.
Брови Дайера удивленно поползли вверх.
– Свертывание крови?
– Ну да, стоит человеку случайно порезаться, кровь в ранке начинает сворачиваться. А ведь в человеческом теле происходит для этого четырнадцать различных микроскопических процессов, и все они протекают в строго определенной последовательности. Крошечные тромбоциты и всякие там умненькие молекулы с мудреными названиями приходят в движение и вступают в реакции каким-то невероятным, известным только им одним способом. А иначе человеку попросту пришел бы конец, вся кровь вытекла бы из него, и он превратился бы в груду сушеного мяса.
