— Видел.
— Тихое место, спокойное. Подваливай туда, ну, скажем, в половине первого, займи кабинку подальше. Официанток там нет, выпивку в баре сами берут.
— Расписываешь так, как будто надо костюм надевать.
— Там тихо, по-домашнему, никто к клиентам не цепляется. Подваливаешь, значит, в половине первого. Может быть, придется подождать полчасика.
— И в час ночи являешься ты?
— Точно. Если что, жди меня до полвторого, потом отваливай вместе со шкатулкой. Но проблем не предвидится.
— Конечно, не предвидится, — согласился я. — А вдруг кто-нибудь захочет отнять у меня шкатулку?
— Господи, ну возьми тачку! Или ты собираешься тащиться пешком? В такой-то час? Постой, постой...
— Я ничего не говорю.
— Ты что, боишься, что пристукну тебя? Зачем мне это, сам посуди?
— Дешевле пристукнуть, чем платить.
— Из-за каких-то вшивых четырех штук? Побойся Бога! Да кто же тогда мне в другой раз поможет? Ну, возьми с собой пушку, если опасаешься! Только смотри, разнервничаешься, прострелишь себе ногу. Что за человек! Нечего тебе волноваться. Даю честное благородное. Ты мне шкатулку, я тебе четыре...
— Косых?
— Ну да, четыре косых.
— Или четыре куска?
— Я и говорю, четыре куска.
— Может, штуки?
— Ты что, издеваешься?
— Сколько у тебя названий для тысячи? Ты как ходячий словарь блатного жаргона.
— Я не так говорю, Роденбарр?
— Да нет, все правильно. Не бери в голову. Я просто завелся. Нервы.
— Это точно, — сказал он задумчиво. — Нервы.
* * *
И вот я сижу на диване у Рода Харта и смотрю на часы. Стрелка приближается к полуночи. Я смылся из квартиры Флэксфорда уже давно, но непохоже, чтобы я был в «Ящике» в половине первого. От тысячи долларов аванса осталось одно воспоминание, а остальные четыре вообще не светят. В час ночи мой безымянный приятель хлебнет своего виски и начнет гадать, почему меня нет.
Поломает-таки он голову...
Не знаю, когда я уснул. Вскоре после полуночи я почувствовал, что смертельно устал, и, кое-как раздевшись, свалился в постель. Я уже засыпал, когда мне вдруг почудилось, что рядом кто-то стоит. Глупости, сказал я себе, но вы знаете, как это помогает. Я с трудом разлепил глаза. Около кровати на низенькой подставке стоял филодендрон. Растение имело такое же право находиться в комнате Рода, как и я, если не большее. Пока я глазел на него, сон пропал, и голова снова пошла кругом от тревожных вопросов.
Протянув руку к кассетнику, я включил радио, переполз на кресло и стал ждать, когда кончится музыка и начнут передавать последние известия. Сами знаете, когда вам хочется послушать музыку, то каждые пятнадцать минут ее прерывают обзоры новостей. И наоборот. Когда человеку позарез нужна помощь полиции, или такси, или информация, ничего этого нет и в помине.
