— Из камеры, — повторила Долорес, которая была поражена вдруг предложенным ей планом.
— Ваш отец, смотритель замка, имеет ключи, — шептал Монтолон.
— Вы рассчитываете, что я тайно должна взять ключи и открыть камеру,
— Вы только должны дать мне ключи, остальное предоставьте мне.
— Но мой отец, — говорила тихо Долорес, в душе которой действительно началась борьба, которую предвидел маркиз.
— Бедная девушка! Найти бы мне другое средство! Если бы приговор не должен был исполниться в наступающий день, то я не приготовил бы для вас этой борьбы.
— Мой отец обязан отвечать за пленников королевы. Что мне делать?
Клод де Монтолон от отчаяния ударил саблей о землю, он очень жалел Долорес!
— Скройте все! Отца вашего ни в чем не обвинят, если поутру не будет пленника и если он поклянется, что не отпирал дверь. Олимпио может быть освобожден с помощью поддельного ключа, — сказал он тихо.
— Да, да, вы правы, я должна его спасти, он не может умереть, — прошептала беспомощная девушка, — меня бьет дрожь. Мне кажется, что в моем сердце происходит борьба: что победит — справедливость или несправедливость? О Матерь Божья, что это за мучение!
— Время идет! Ни одной минуты мы не должны терять — уже за полночь!
— Я должна спасти моего Олимпио, вам нужны ключи. Если только никто не увидит вас на дворе…
— Никто не знает, что маркиз де Монтолон здесь, у вашего окна, меня скорее сочтут за вашего любовника! Где смотритель замка?
— Тише, прочь, я слышу его шаги, он возвращается из тюрьмы.
Предводитель карлистов исчез от окна. Тотчас после этого вошел в комнату Мануил Кортино. Он поставил на стол фонарь и положил около него ключи. Долорес видела, что он был взволнован.
— Я пришел от Олимпио, — проговорил он уныло, — состоялось последнее прощание! Он посылает тебе свой поклон.
Долорес поколебалась, не зная, что делать от безысходности и печали. Она видела своего отца глубоко тронутым и огорченным, она должна была скрыть от него намерение освободить своего любовника. Мучение, какое она претерпевала, было невыразимо! Рыдая, упала она на грудь старого отца, он понял, что она плакала об Олимпио. Что было вернее этого мнения?
— Мужайся и положись на Матерь Божью, — сказал он низким голосом, — она даст нам силу и спокойствие! Аминь!
Долорес почти задыхалась от печали и слез! Но она ничего не могла рассказать отцу о своем плане, хотела все сделать по совету друга, который не побоялся никакой опасности, чтобы сюда проникнуть.
