Клод и Филиппо обменялись многозначительными взглядами.
— Он и еще кое-кто другой, кто этого сегодня не предчувствует, — сказал Вермудец странным пророческим голосом, — уже с гордым видом осмотрел эшафот, если бы я сделался его врагом, то через короткое время и он попал бы в мои руки!
— Пресвятая Дева, избавь нас от вас, — полушутливо, полусерьезно сказал итальянец и потянул за собой маркиза.
Мадридский палач посмотрел им вслед и опять обратился к своим помощникам, которые покрывали теперь окровавленные доски черным сукном.
— Ради святого креста, — шептал Филиппо, с мрачным видом идя с Клодом, — мы придем в последнюю минуту.
— Этого я не думал! Олимпио в руках палача! Этого не должно случиться, или я умру с ним!
— Время худое, Клод, слышишь? Башенные часы бьют полночь, — тихо сказал итальянец, — к утру окружат его монахи, и в шесть часов на дворе замка будут находиться войска, чтобы оказать Олимпио последние почести.
— Клянусь всеми святыми, я выбью его из их толпы и освобожу! Мы придем в самую пору!
— Еще одно. Что ты думаешь о графине Евгении Монтихо? — спросил итальянец. — Попытаемся через нее достигнуть освобождения Олимпио? Она может всего добиться через королеву.
— Не нужно никакого прошения, никакой милости, мой друг. Я освобожу пленника из замка, хотя бы ценой моей жизни! Старый Вермудец должен хоть раз напрасно наточить свой топор. Олимпио не должен пасть от руки палача, лучше я подам ему свой меч, чтобы он сам мог себя им пронзить.
Оба господина достигли плаца Де-Палацио и увидели перед собой большой четырехугольный замок с его бесчисленными окнами и балконами. Налево от них простиралась низкая, серая долина, которая отделялась от Мадрида протекающей перед замковым парком рекой Мансанарес, и простирается от ворот святого Винсента до ворот Сеговии. Направо от них лежал бугор El-Peztil, у подножья которого находились боковые постройки дворца.
На этой стороне замка, украшенной колоннами коринфского ордена, находились трое ворот со сводами. Между ними взад и вперед ходили часовые, держа в руках оружие, — их размеренные шаги глухо раздавилась на мраморных ступеньках портала. Филиппо и маркиз повернули во двор правого флигеля замка, в котором они надеялись отыскать лазейку во дворец.
IX. ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ПРИГОВОРЕННОГО
Старый смотритель замка, Мануил Кортино, который был так строг к своей дочери и проклял ее любовь, который оттолкнул сына донны Агуадо, когда тот поступил к карлистам, этот, по-видимому, такой суровый и требовательный человек был молчалив и мрачен. Он должен был вести в темницу Олимпио, которого он все-таки еще любил!
