— Нет ничего хуже, как доверять этой Марии-Христине, Клод, меня одолевает мучительное беспокойство о нашем друге.
— Так отправимся, Филиппо! Пречистая Дева, помоги нам освободить Олимпио, не совершив преступления!
Итальянец медленно затянул поводья своей лошади, которая так же нетерпеливо, как и ее господин, прискакала к Толедскому мосту, ведущему через реку Мансанарес. И маркиз тихо подъехал к мосту, проследовал через него за своим спутником, Филиппо. Затем, спустившись немного с крутой улицы, они подъехали к школе тореадоров, бойцов с быками.
Наконец приблизились они к серым каменным воротам Толедо, которые представляют главный вход в Мадрид и ведут в улицу Толедо. Они беспрепятственно вошли в последнюю и постучались в один из домов, которых кругом было много, чтобы оставить в нем своих лошадей, и остальную часть пути продолжать пешком.
Закутавшись в свои плащи, шли они по мрачной, страшной улице, оканчивающейся площадью Де-ла-Себада, которая с некоторого времени была переименована в площадь Педро. Достигнув большого, окруженного домами плаца, они увидели, что на середине его устраивались подмостки. Филиппо при виде этого невольно остановился. Он узнал, несмотря на царившую вокруг темноту, помощников палача, которые ревностно занимались сооружением подмостков.
— Per Dio, — пробормотал он, — это худой признак, Клод.
— Что такое? — тихо спросил маркиз.
— Там устраивают эшафот, — отвечал итальянец, указав на середину плаца.
Это был ужасный факт для переодетых офицеров из войска карлистов. Худая встреча — Филиппо был прав.
Помощники палача стаскивали с запряженной двумя мулами телеги окровавленные доски. Другие вкопали уже в землю несколько столбов и по наставлению одного весьма высокого, одетого в черное платье мужчины наколачивали на них доски.
Удары молотков жутко отдавались в тишине ночи, и можно было наблюдать, как проходящие мимо с боязливым видом отворачивались от постройки, подымающейся посреди плаца. Филиппо не ошибся! Во мраке только что наступившей ночи устраивали эшафот. Высокий, одетый в черное мужчина с длинной седой бородой, стоявший на страшных подмостках, был Вермудец, мадридский палач, который получил приказание к будущему дню приготовиться к исполнению кровавого приговора.
Старый Вермудец привык к тому, чтобы быть аккуратным, если нужно было служить закону. Он стоял серьезно и важно, руководя работой своих помощников и удостоверяясь в безопасности и крепости эшафота; работа шла без перерыва. Палач стоял у колоды, в середине которой была гладкая прорезь для шеи осужденного, а по бокам находились крепкие ремни, которыми его притягивали.
