— Хорошо, сделайте так — я же поспешу в аббатство к генералу.
— Клянусь именем святого Бенедикта, я был бы счастлив, если бы эта ночь скорее закончилась, — продолжал старик привратник, приближаясь к двери кельи, между тем как Жуана поспешила дальше, а другой монах расхаживал взад и вперед, тревожно оглядываясь кругом.
Привратник вскоре отыскал в связке нужный ему ключ и осторожно приблизился к двери; дрожащей рукой вложил он ключ в маленькое отверстие; затем, прислушавшись, тихо ли в келье, запер дверь на замок. Выполнив это, он глубоко вздохнул, как будто освободился от тяжелой заботы и, снова приблизившись к монаху, сказал тому, что ему вовсе не по сердцу опасности этой ночи.
— Они сильные, храбрые люди, — прошептал он, — к чему эта измена? Какое нам дело до карлистов и до королевских прислужников? Лучше всего совсем не вмешиваться в эти распри, потому что неизвестно, чья партия победит. Карлисты подожгут наш монастырь, если узнают, что трое из их предводителей преданы нами.
— Мне тоже не нравится эта затея, — ответил монах шепотом, — но все это происходит оттого, что аббат родственник генералу.
— Не лучше ли будет нам их отпустить? — спросил привратник.
— Чтобы навлечь на себя беду! Пусть они делают что хотят.
— Но если они отомстят нам?
— Тогда они привлекут к ответственности аббата, а не нас.
— И нас тоже не пощадят, брат Кузебио.
— Этот незнакомый монах пришел сюда на наше несчастье.
— Ведь он не монах, — прошептал старик, — под рясой скрывается девушка.
— Девушка? — повторил брат Кузебио. — Ты, наверное, об этом знаешь все?
— Это тайна. Мне доверил ее адъютант генерала.
— Клянусь именем всех святых, я не знал этого! Почему же она переоделась монахом?
— Это, наверное, имеет серьезную причину.. Я знаю только то, что она во что бы то ни стало хочет погубить этих трех карлистов, — ответил привратник.
В эту минуту послышалось громкое ржание лошади. Оба монаха остановились как вкопанные, испуганно глядя друг на друга; они почувствовали, что этот звук будет иметь неприятные последствия, потому что спавшие в келье должны были непременно проснуться от этого звука, даже несмотря на то, что они были усыплены порошком.
Оба монаха оказались правы. Олимпио поднялся; он не мог понять в эту минуту, где находится и что разбудило его; голова его была тяжелой, и мысли путались; он собрался снова лечь спать, но чувство беспокойства взяло верх.
— Черт возьми, ведь мы в монастыре! — пробормотал он. — Но что это со мной? Неужели я опьянел от двух стаканов вина или…
