— Продрогли ведь, доктор? — сказал Кедрин. — Луна появилась, вроде веселее стало. Ну ладно, это лирика… — Он усмехнулся. — Вы как, мозолей боитесь? Или, простите, для медицины очень бережете ручки?
— Почему вы это спрашиваете? — не поняла Аня и зябко засунула руки в рукава. — Странно как-то…
Он, медля отвечать ей, пососал трубку, проследил, как пронизанные лунным светом белые клочки дыма унеслись к черной воде, затем после молчания сказал почти грубовато:
— Идите сюда, доктор!
— Зачем?
— Идите, не задавайте вопросов! — повторил он настойчиво и медвежьей развалкой двинулся к веслу. — Здесь я за вас отвечаю, а мне поручено доставить вас в сохранности.
Аня слезла с ящика и тихо подошла, вглядываясь в его лицо.
— Я вас не понимаю.
— Становитесь сюда. Берите весло. Вот так. Ясно? Держите плот посередине… Движение веслом вправо и влево. Наука примитивная, но согреетесь — гарантирую, — и, не ожидая ответа, сел на ящики, выбил трубку о доски, добавил: — Не стесняйтесь, работайте, только мозолей на ручках не бойтесь!
— Но я не пробовала ни разу, — проговорила Аня с робостью. — Я должна управлять веслом? Вы… серьезно говорите?
— Совершенно серьезно. Попробуйте, я же вам сказал.
От волнения, от студеного воздуха у нее заныли зубы, она вправо и влево с усилием повела веслом, вырывавшимся из ее рук, и рядом заскрипела уключина, забурлила вода, — тяжко покачиваясь, плот скользил, несся по быстрине — и, как в непрекращающемся сне, Аня со страхом оглянулась на Кедрина, который молча сидел в накинутом на плечи тулупе, темным силуэтом выделяясь на ящиках, среди залитой холодным лунным светом реки; долго спустя он проговорил вроде бы насмешливым голосом:
— Если не согрелись, доктор, поработайте еще минут двадцать.
«Где это я? Что со мной?» — подумала Аня, просыпаясь, сразу почувствовала жжение в ладонях, томительную боль в плечах и, вспомнив ночь, высвободилась из тулупа, изумленно огляделась. Было серое утро, над головой клубящаяся туча закрыла полнеба, на востоке, сдавленная этой тучей и зубчатой кромкой лесов, сквозила узкая щель мутной зари. Пахло дождем. Со свинцовых плесов с беспокойным кряканьем подымались тучи диких уток и, покружившись над рекой, летели в тайгу — должно быть, на тихие озера.
— А, Анечка! Как спали?..
За веслом уже стоял, притоптывал сапогами геолог Свиридов, весь помятый, розовый после сна, грыз яблоко, вертел оживленно головой, взглядывая на небо, на Аню, а возле ног его из дверцы железной походной печки краснел огонь. Улыбаясь, он поспешно в знак приветствия поднял руку, растопырив пальцы, и обрадованно помахал Ане, как давней знакомой.
