— Капитан Якобус влюблен в нее, — объяснил мэтр Ганс. — Он не может спокойно спать, если не повидает её.
— Итак, он наш! — заключил Рено.
— Мэтр Ганс, теперь вы свободны. Больше мы вас не задерживаем, — заговорил, поднимаясь, Арман-Луи. — Но если графу де Паппенхейму станет известно хоть слово, одно только слово из нашей беседы, так же наверняка, как и то, что я ла Герш, пулей из пистолета я размозжу вам голову.
— Ах, сударь! Не стоит трудиться! Как только мой хозяин догадается о том, что вам все рассказал, он меня просто задушит, — сделав над собой усилие, оруженосец стал на ноги. — А теперь, господа хорошие, — добавил он, — позволено ли мне удалиться?
— Уходи! И мой тебе совет: не суйся больше в трактир «Три пинты».
Г-н де Шофонтен ещё не закончил говорить, а мэтр Ганс уже открыл дверь и улизнул прочь.
— А нам пора наведаться к капитану Якобусу. — сказал Арман-Луи.
Тяжкий вздох вырвался из груди Каркефу:
— Вам, кажется, доставляет удовольствие то, что мы подвергаем себя опасности, что идем на верную гибель? — спросил он, обращаясь к маркизу.
— Более того, я считаю, что мы потеряли понапрасну много времени, — ответил Рено.
— Хочу засвидетельствовать вам следующее: в моих венах нет больше ни капли крови, — сказал Каркефу. — Но следуйте за мной: я знаю проселочную дорогу, которая ведет прямо в красный дом мадам Евфразии.
Ночь уже совсем опустилась на землю, когда три приятеля очутились наконец перед домом, все окна которого были закрыты. Каркефу приложил ухо к щели в ставне, сквозь которую пробивался лучик света.
— Там шушукаются и смеются, — сказал он тихо и, прильнув глазом к маленькому отверстию, которое позволяло наблюдать за тем, что происходило внутри, добавил: — Стол накрыт, волк — в овчарне.
Дорога, по которой капитан Якобус пришел в трактир «Три пинты», была с обеих сторон обсажена развесистыми дубами. Каркефу вместе с двумя приятелями проследовал по ней и сел на траву, свесив ноги в канаву.
— Если капитан на лошади, он ускользнет от нас, — сказал Арман-Луи.
— Я давно знаком с мадам Евфразией, — похвастал Каркефу. — Это довольно скромная, всегда укутанная особа. Занавесочки на её окнах, как и сейчас, обычно целомудренно опущены. Она раздвинула бы их, если бы услышала топот копыт: значит, капитан пришел пешком.
— У этого придурка на все есть ответ, — заметил ему Рено.
— Увы! господин маркиз. Пусть я придурок, да все вижу! Позвольте, я вручу мою душу Богу… Рапира капитана, может быть, чуть короче рапиры мэтра Ганса, но зато рука капитана будет посильнее. Не пройдет и часа, как он продырявит мою кожу… бедная моя дорогая кожа!
