– Молодой ты еще, генацвале, хоть и эх-перд… Понимаешь, женщина есть женщина, и блестящий камешек она не сменяет на ножик… Ну, ладно! – Джамаль с кряхтеньем поднялся, бросил взгляд на светлеющее небо. – Что будем делать? Поднимемся наверх, да?
– Обождем. Снимай комбинезон, клади на камень, пусть сохнет. А мы пока что проверим, чего удалось спасти. Потом вычистим одежку, и в путь! – Кирилл всмотрелся в солнечный диск, золотившийсясреди облаков, – похоже, в этом мире, как и на Земле, миновал полдень. Его часы показывали сорок минут первого. Всего сорок минут! За'это время они едва не отдали концы и распрощались с большей частью своего имущества.
Но кое-что осталось – два великолепных клинка, зажигалки, компас, нейлоновый шнур, перочинные ножи, таймер в наколенном кармане – в его окошечке ярко горели цифры «01». День первый! Двухсотграммовый кисет с небольшими золотыми слитками сейчас особой ценности не представлял, лучше бы сохранилась обувь или аптечка. Впрочем, стоило благодарить судьбу и за то, что есть: они могли развести костер, вырезать себе дубинки, сплести сандалии, сделать луки. Из лука Кирилл умел стрелять – не очень хорошо, но с сорока шагов смог бы подбить птицу размером с фазана. Если тут водятся фазаны… Ну не фазаны, так будет другая дичь! Наверняка в местных лесах найдется что-нибудь съедобное – плоды, Ягоды… Волнение на море успокаивалось, с суши потянуло ветерком, и Кирилл, принюхавшись, различил запахи леса, свежей листвы и хвои и еще какой-то незнакомый аромат, сладкий и возбуждающий – от него слегка кружилась голова.
Тучи рассеялись. Солнце тут было ярким, щедрым – – видно, Доктор уловил бродившие у Джамаля мысли насчет кавказского взморья, теплого, ласкового и изобильного. Над комбинезонами поднялся легкий парок, клинки катаны заблистали серебром, их лакированные ножны, очищенные от песка, переливались словно отшлифованный обсидиан. Джамаль подставил грудь солнечным лучам и с шумом выдохнул воздух.
– Как называется, дорогой? – Он распростер руки, словно обнимая необозримое морское пространство и дикий скалистый берег. – Как это называется? Красноглазый говорил, да я не помню…
Кирилл наморщил лоб.
– Амм… Амм Хаммат, точно!
– Красивое имя… И хорошо здесь! Вах, хорошо! Как в Сухуми в бархатный сезон! – Глаза Джамаля обрели прежний антрацитовый блеск и жадно шарили сейчас по краю берегового обрыва, словно он хотел разыскать что-то знакомое, привычное – некий признак, дарующий этому миру устойчивость и нетленность. Ноздри его раздувались: видно, и он уловил доносившиеся издалека сладкие ароматы.
