Глубоко в чаще Диколесья — зеленая, обволакивающая тишина. Прозвучит ли хрипловатый крик кукушки, прозвенит ли соловьиная трель — все звуки поглотит лесная чащоба, и вновь всем завладеет безмолвие.
Но вот что-то яркое мелькнуло на фоне темной зелени.
— Лесной тигр!
Ката бросилась вперед, но лесной тигр исчез.
— О папа, пусть он вернется!
— Лесной тигр идет, куда захочет, девочка моя. Он — существо особенное и знает это. Неужто он станет показывать свои полоски глупым маленьким девочкам?
Глупым?
Ката напряженно вглядывалась в чащу. Ей так хотелось, чтобы все существа, обитавшие в лесу, были ее друзьями. Одним только взглядом, без песен и танцев, она могла призывать белок и малиновок, и даже жирного барсука. Она могла разговаривать с мудрым филином и скользкой выдрой, жившей в реке. Вот только лесной тигр не являлся на ее зов, оставался для нее золотым пятном, яркой вспышкой на фоне темной зелени.
— Порой самые яркие вещи как раз и остаются для нас скрытыми, дитя мое. Но настанет час — и мы увидим их.
Ката вздохнула. Сколько раз отец повторял эти слова? А сейчас даже не обернулся. Шагает себе в своем плаще с капюшоном, переставляет ноги, опирается на длинный посох, опускает его в толстый ковер опавшей листвы. Так жарко, так тихо в лесу, что полы плаща старика не шевелятся.
Ката окликнула отца:
— Отец, а когда настанет мой час?
Но старик только языком прищелкнул.
Босые ноги Каты колола колючая хвоя. В другой день, забыв обо всем, она бы ушла, скрылась в густых зарослях папоротника. Но сегодня она только вздохнула, вновь прочла про себя стишок про лесного тигра, догнала отца и сжала его слабую, вялую руку.
— Папа, — попросила девочка, — расскажи мне еще про ярмарку.
