— Завтра на рассвете мы уезжаем, — заверил я его.
— Всех благ! — поклонился Демьян Ермолаевич и пошел в сторону новой усадьбы.
— Что с Варей будем делать? — поинтересовался Кинрю, как только управляющий скрылся из вида.
— Я так думаю, выручать, — произнес я задумчиво. -Выезжаем этой же ночью. Варвару Николаевну я лично предупрежу.
— Ну, наконец-то, появились дельные мысли! — обрадовался японец. — Пойду кучера предупрежу, чтобы лошадей запрягал. Надеюсь, что кузнец уже закончил свою работу!
Чета управляющих проживала в отдельном домике, выстроенном вблизи новой усадьбы специально для Демьяна Ермолаевича. Однако я узнал от молоденькой горничной Насти, что около полугода назад Варенька отделилась от него и жила самостоятельно в одной из комнат на втором этаже хозяйского дома.
— Ох и шуму-то поначалу было! — восклицала она, делая огромные глазищи. — А потом ничего, буря-то улеглась, смирились Демьян Ермолаевич и не мешали вести супруге жизнь, сообразно ее желаниям.
Настя так и произнесла:
«Сообразно желаниям», старательно проговаривая неясные ей слова, очевидно, в недавнем прошлом подслушала барский разговор, надо полагать, не для ее ушей предназначенный.
Я осторожно постучал в дверь Варенькиной комнаты. Однако никто мне не ответил, шаги под дверью не раздались, никакое движение не нарушило мертвенной тишины. Я собрался было уйти, вообразив, что Варвара Николаевна отсутствует.
Вдруг я услышал какой-то шепот, мигом нарушивший затянувшееся безмолвие. Я прислушался, однако слов не разобрал. Но мне показалось, что говорила женщина. Я подтолкнул дверь здоровым плечом, и она открылась, не запертая на ключ.
Комната Варвары Николаевны была светлой, просторной, хотя и скромной, но со вкусом обставленной. Она не напоминала альков аристократки, однако и не говорила о нищите. Мебель у Вари была мягких тонов с позолотой. В зеркале отражался вид из широкого окна. Под образами горела лампада. Молодая женщина стояла на коленях и читала молитву:
«Благого Царя Благая Мати, Пречистая и Благородная Богородица Матерь…»
Мне стало не по себе, словно я подслушал ее сокровенные мысли, что, впрочем, и было недалеко от истины.
«Милость Сына Твоего и Бога нашего излей на страстную мою душу, — шептала Варя. — И Твоими молитвами наставь меня на деяния благия».
Я понимал, что Варвара Николаевна все еще сомневается, все не решается нарушить священные узы брака и устремиться в пугающую неизвестность. Но здесь ей еще страшнее, не может ее ангельская душа смириться с тем, что делит она кров с преступником, а то и с убийцей.
