День выдался солнечный, в воздухе пахло свежестью и лесом. Роковой для графини парк встретил меня раскидистой зеленью огромных дубов, ароматом древесной смолы и тихим шелестом листвы.
Я осмотрелся, ничто не выдавало недавно разыгравшейся здесь трагедии. Невольно мне вспомнился мой кошмарный сон, и стало как-то неуютно, промозгло в казавшемся до недавней поры таким милым парке. Я счел, что сон привиделся мне не даром, предупреждая об открытии, которое неизбежно должно будет направить меня по верной стезе. С тех пор, как Орден протянул мне свою твердую руку в лице Кутузова, я перестал доверять случайностям, поверив в высший Господний промысел и установленный порядок вещей.
Пробираясь через кустарник, я споткнулся, зацепившись за корень носком черного сапога, еле успел опереться рукой о землю, чтобы совсем не упасть, и тут заметил что-то блестящее. Я разгреб руками опавшую листву и сухие обломанные ветки, подняв с земли эмалевое кольцо, в оправе которого красовался, насколько я мог судить, довольно дорогой темно-синий сапфир.
«Нешуточный камешек!» — пробормотал я чуть слышно, разглядывая его на свету. Сапфир был прекрасно огранен и играл в солнечных лучах всеми цветами радуги. Я решил, что если мне повезет, и бывшим владельцем этого перстня окажется уийца, у меня появится великолепный шанс установить его личность, поэтому я спрятал кольцо в карман сюртука.
Вернувшись домой, я зашел в кабинет, закрылся на ключ и повернул на стене картину Гвидо Рени, за которой располагался встроенный в стену тайник, о существовании которого в особняке не догадывался никто, включая и Миру. Я вынул из него пустующий палисандровый ларец, инкрустированный мозаикой маркетри и отделанный изнутри темно-вишневым бархатом, и положил в него свою драгоценную находку. Шкатулка хранилась в тайнике как раз для таких вот целей, однажды мне довелось прятать в ней даже императорскую печать, но, к моему великому сожалению, я пока не имею возможности осветить эту запутанную историю более подробно.
Я положил свой ларец обратно и вернул картину на прежнее место. Взгляд мой упал на фарфоровые часы, которые поддерживала консоль, выступавшая из стены. Они сообщили мне, что близится час моего свидания с Нелли, к которому я решил подготовиться как можно более основательно, ввиду того, что собирался вскружить легкомысленную голову этой непреступной светской красавицы. Вряд ли я мог бы объяснить, с чего это я счел, что она у нее именно легкомысленная. Вероятно на меня повлияли бальные впечатления и безжалостные рассуждения Миры, которая о ком угодно обычно высказывалась откровенно и без какого-либо снисхождения.
