— Я понимаю, о чем ты…
— Денис, допуская то, что возможности человеческие до конца не исследованы и приближаются к показателю «бесконечность», все-таки представить тебя, себя, да кого угодно в роли создателя реально существующего мира!.. извини, не могу. Фантазии не хватает. Проще уж предположить, что когда ты лежал в больнице и бредил о Нисе, ты…
— …"проткнул» границу нашей реальности и стал «визионером», — Денис даже не пытался скрывать горечь в своем голосе.
— Согласись, это звучит более похоже на правду.
— Для тебя — да. Для меня — нет. Между прочим, они ведь меня узнали — и Элаторх, и Мэрком…
— Вот-вот, «узнали». А скажи мне, Денис, ты, когда прошлый раз здесь был, как выглядел? Неужели, таким же взрослым и представительным, как сейчас?
Журский поднимается из-за стола и шагает по комнате — кажется, совершенно бесцельно. Как будто дает приятелю время осмыслить сказанное и поискать ответ на заданный вопрос. А он, мол, разомнет пока «затекшие члены». Вот шагнул к письменному столу, что у окна, выглянул в набирающее мощность утро, качнул головой, словно удивляется: смотри ж ты, и здесь солнце так же ярко светит, кто бы мог подумать!.. Присел у неразожженного камина, даже внутрь по плечи залез, то ли в поисках не до конца сожженных тайных документов Мэркома, то ли собираясь через дымоход подстрелить на завтрак утку-другую. Поднялся с колен, отряхнулся как ни в чем не бывало, вопросительно взглянул на Резниковича: чего молчишь?
— Конечно, я тогда был другим, — признает Денис. — Только, знаешь, каким я был, сказать тебе не могу. Не знаю. Это как во сне — ты ведь во сне редко в зеркала смотришься, правильно? Вот и я… Я просто был самим собой. А как я выглядел — спроси у Мэркома или у кого-нибудь еще из Нерожденных.
— Ладно, думаю, ты и так понял, к чему я веду, — а сам все шагает по комнате, взыскательно оглядывает стулья, открыл одну из дверей, заглянул в соседнюю комнату, закрыл дверь, теперь гобелены рассматривает.
— Да понял, конечно. Но все равно… Ведь они помнят меня, помнят, что и когда происходило. Нет, Макс, ты перегибаешь палку.
— Ничего подобного! Может, у них «ложная память» какая-нибудь сработала! Ты заметь, что твой разлюбезный Элаторх, встретивши в лесу мальчишек, опознал тебя по фотографии на книжке. Кстати, все время забываю спросить, это ты сам выдумал им такие имена? — рассеянно спрашивает Журский, теребя краешек одного из гобеленов, пробуя ткань на ощупь, словно приценивается.
