— …просто этаж готовили для одного, — подытожил тот. — Я, если честно, тоже не планировал навестить вас. Но так уж получилось. Так что мы квиты.
— У моего друга весьма своеобразное чувство юмора, — отозвался Резникович.
— Послушай, Мэрком, а почему все выглядит так, как будто о нашем визите знали заранее? Эти свечи, — он указал на множество зажженных свечей, стоявших в зале, куда они сейчас вошли, — ковры, слуги… Все как-то очень уж торжественно. Не верю, что они каждый раз встречают тебя с прогулки подобным образом.
И правда, зал сиял, на лицах слуг застыло праздничное выражение, а лестница, ведущая на верхние этажи, была застелена яркой ковровой дорожкой, явно не предназначенной для ежедневного пользования.
— Они знали, что я жду важных гостей, — признал Мэрком. — Поэтому приготовились.
— Но кто мы такие, вы им не сказали, — уточнил Журский.
Старец насмешливо взглянул на него:
— Разумеется, не сказал. Тем более, что я ведь не знаю, кто вы такой. Вы не эльф, — добавил он, чтобы смягчить свои слова, — и уж подавно не гном и не тролль. Кто же тогда?
— «Зовите меня Никто», — пробормотал Максим. — Или, если угодно, человеком-загадкой.
— А что такое «человек»?
Кажется, старик был искренен — он на самом деле не знал, что такое человек.
«Можно подумать, я знаю!» Спас положение, как всегда, Резникович:
— Думаю, у нас еще будет время поговорить на отвлеченные темы. Прошу тебя, пойдем-ка наверх, где никто не сможет нам помешать. И расскажи наконец о том, что здесь происходит. Я имею в виду Нис.
Старец молча кивнул и указал на лестницу. Все четверо — Элаторх, хоть и не принимал участия в «многомудрых беседах», но не отставал — поднялись на третий этаж и прошли в небольшую комнату, наспех оборудованную в гостевую. Как ни старались слуги, им так и не удалось полностью завесить гобеленом ярко-синее пятно, появившееся, вероятно, в результате каких-то опытов; опять-таки, столь массивные решетки вряд ли установят на окнах гостиной. Журский хотел было высказаться по этому поводу (решетки ему совсем не понравились, поскольку придавали комнате сходство с богато меблированной тюрьмой), но смолчал. И так в последние часы он вел себя не лучшим образом, слишком часто давая волю своему языку — и кому какая разница, что тому причиной? Его переживания по поводу того, что с ними происходит, да из-за оставшейся в лесу Надежды вылились в едкие замечания по поводу и без повода и, кажется, не вызвали симпатию ни у старика-чародея, ни у наследного принца.
