Не раз случалось, что в запале сражения два или больше враждующих кланов пытались втянуть в свою стычку близлежащий город. Конечно, градоправители жестко пресекали эти попытки, но… Словом, ни высоченные каменные стены, ни бдительные стражники у городских ворот никогда не оказывались лишними — и поэтому же Дупло и Хрипач с подозрением смотрели на странного чужака, подходившего к ним вместе с остальными дорожниками Сперва стражники сочли его бродягой, изгоем. Конечно, из селения просто так не выгоняют, но ведь известны разные случаи. Особенно же смутил Дупло и Хрипача выжженный глаз дорожника, сверкавший, словно искра от костра. Не бывает законопослушных кхаргов — да с таким глазом!
Однако ничего поделать они не успели. Должно быть, не обошлось здесь без вмешательства Одноокого (хотя и не можем мы утверждать сие с уверенностью). Просто вдруг помимо собственной воли оба стражника как бы окаменели на некоторое время — и даже не могли позвать из караульного помещения своих сменщиков. А когда эта их недвижность прошла, исчез и смутивший их дорожник — и они так и не остановили его.
Хотя если Дупло и Хрипач думали, что никогда больше не увидят этого одноглазого кхарга, то они ошибались. В городе, конечно, все по-другому. В селе — да что там селе, даже в селах одного клана — и то каждый знает каждого: по запаху, по внешности. Ну а в городе — в лучшем случае соседей по кварталу. Ибо нет ничего более непостоянного и непредсказуемого, нежели город. Так было тогда, так есть и сейчас. Но многим нравится эти непредсказуемость и непостоянство.
И лишь одно остается неизменным всегда — холм Господен, который имеется в каждом уважающем себя городе. Ну а в Гунархторе, как уже говорилось, храм был особенный. И именно к нему направился одноглазый дорожник, который привлек внимание Дупла и Хрипача.
Тогда, как и теперь, существовало два вида служения Одноокому в его холмах. Каждый из кхаргов, когда ощущал такую необходимость, мог на любой срок отправиться в храм и оставаться там, посвящая свои деяния Господу. И, конечно, такие дежурные жрецы проводили время не только и не столько в молитвах, но и заботились о том, чтобы холм Господен всегда оставался чистым и величественным: подметали его, заготавливали впрок дрова, носили воду и чинили крышу, когда в том возникала необходимость. И эти деяния — по сути, тоже своеобразная молитва к Господу, служение Ему.
Но были и такие кхарги — слишком старые или немощные, чтобы жить полноценной жизнью, или те, кто по каким-либо причинам желал навсегда посвятить себя служению Одноокому — таковые постоянно жили в храме. В каждом холме Господнем их было немного, и только в крупных городах (таких, как Гунархтор) храмовников набиралось до десятка, а то и больше. Не сказать, чтобы пользовались они какими-то особыми привилегиями — не то что теперь! Нынче каждый храмовник в своем холме Господнем — староста и воевода, распорядитель и единовластный правитель. Тогда же жители лишь кормили да одевали их, но не снабжали ничем, кроме самого необходимого. Правда, храмовники уже в те годы не подчинялись никому (за исключением Господа) и ни от кого, кроме дежурных жрецов, не требовали подчинения.
