— Панаев? — переспросил книгопродавец. А он что пишет — детективы или фантастику?
Надежда поняла, что не восполнит пробела, и двинулась к лестнице, которая, судя по всему, вела в сам музей.
Однако перед лестницей располагалась будка вахтерши. Сама вахтерша, хрупкая старушка в круглых очках с толстыми стеклами, увлеченно вязала крючком какой-то огромный предмет, отдаленно напоминающий рыболовную сеть.
Судя по размерам, сеть предназначалась для ловли крупных китообразных. Увидев Надежду, старушка лихо откинула очки на лоб, пригвоздила посетительницу взглядом к месту и сурово проговорила:
— Пропуск!
— Дело в том, — начала Надежда робким и заискивающим голосом, под этим суровым взглядом почувствовав себя правонарушительницей, виновной во всех мыслимых грехах и преступлениях, — дело в том, что я здесь не работаю и пропуска у меня нет. Я пришла только для того…
— А если нет пропуска, так и нечего ходить! прогремела вахтерша.
Грозный голос и прокурорский взгляд настолько не вязались с ее хрупким телосложением и безобидным обликом, с крючком для вязания и аккуратными седыми волосиками, что производимое вахтершей впечатление многократно усиливалось. Надежда Николаевна много лет проработала в оборонном НИИ и повидала там самых суровых охранников, но даже ей эта музейная старушка показалась редкостным экземпляром.
— Так что за неимением пропуска прошу покинуть помещение! — продолжала разоряться старуха.
Надежда, которая намеревалась оставить пропуск Веры Зайцевой на проходной музея, после такого приема быстро передумала. Вахтерша, при таких гестаповских замашках, могла пропуск не взять, а если и возьмет, то непременно устроит его хозяйке все возможные и невозможные неприятности. Хотя Надежда Николаевна заочно и не питала к этой самой Зайцевой теплых чувств, и вообще подозревала ее в убийстве, но отдать ее в руки этой злобной особе с вязальным крючком в руке.., нет, это, пожалуй, слишком жестоко! К тому же ей нужно было переговорить с Верой Зайцевой лично.
— Мама! — раздался откуда-то сверху пронзительный женский голос. — Опять ты за свое!
Я же тебя просила просто посидеть несколько минут!
Надежда подняла голову и увидела спускающуюся по лестнице женщину лет сорока, рыжеволосую и густо усыпанную веснушками.
— Извините, — проговорила женщина, обращаясь к Надежде, — мама у меня строгая, всю жизнь учительницей младших классов проработала, а с детьми без строгости никак, на шею сядут…
— Без строгости ни в каком деле нельзя! возразила отставная учительница, сворачивая вязание и выбираясь из будки.
