Ирма выбрала бутылку «Шато ле Берне Медок» восемьдесят седьмого года и направилась в гостиную.
— Отбивные будут готовы через десять минут! — сообщила она с порога.
Алексей ничего ей не ответил.
В первую секунду она не почувствовала никакого беспокойства. Она неторопливо шла по ковру, держа в руке прохладную, чуть запыленную бутылку, и предвкушала тихий семейный вечер, привычные, но не надоевшие ласки…
И вдруг она увидела книгу на ковре.
Алексей сидел в кресле спиной к дверям, Ирма еще не видела мужа, скрытого от нее спинкой кресла, но книга, которую он только что держал в руке, валялась на полу.
Может быть, он задремал и уронил ее?
Может быть, но сердце Ирмы бешено забилось от страшного предчувствия.
Она бросилась к мужу, обогнула массивное кожаное кресло…
И крик ужаса вырвался из ее горла.
Алексей лежал в кресле, безвольно откинувшись, и смотрел в потолок широко открытыми мертвыми глазами. А его горло было от уха до уха располосовано длинной, аккуратной, как хирургический разрез, раной. Эта рана была похожа на второй рот, разинутый в припадке страшного, чудовищного смеха.
Одежда Алексея была залита кровью, и лужа крови натекла на пушистый ковер возле его ног. И тут же, на ковре, лежало орудие убийства — острый немецкий нож, тот самый, которым Ирма только что вскрыла упаковку с отбивными.
Нож с отпечатками ее пальцев.
Ирма продолжала истошно кричать.
Она уронила бутылку, и темно-рубиновое вино смешалось на ковре с алой кровью Алексея.
Ирма кинулась к дверям, выбежала из коттеджа, не обращая внимания на апрельский холод, на подтаявший снег под ногами, бросилась к воротам, вылетела в калитку, добежала до соседнего дома и принялась колотить в дубовую дверь, заходясь криком:
— Помогите! Помогите!. Алексея убили!
* * *
Федор Михайлович любил выражаться штампами, конечно. Он называл их не штампами, а мудрыми мыслями, золотыми словами. Зачем выдумывать лишнее, считал он, если все уже придумано до нас? Раз уж слово или фраза, метко сказанная неважно кем: знаменитым писателем или видным политическим деятелем, выдающимся спортсменом, либо же простым мужиком у пивного ларька, который по сути тоже носитель великого и могучего русского языка, — раз уж такая удачная фраза пошла гулять по огромной стране, опять-таки расхоже говоря — получила путевку в жизнь, — стало быть, эта фраза достойна того, чтобы ее часто употребляли. Простого человека не обманешь, шила в мешке не утаишь, народ — он правду видит…
