— Раздевайся! — приказала женщина и закурила папиросу.
— Зачем? Нельзя мне раздеваться, голубушка, — мать Мелитина просительно сложила руки. — Уважь мой чин, девонька, не бери грех на душу.
— Я тебя счас уважу! — басом сказала женщина. — Скидывай балахон! Обыск!
— На все воля Божья, — мать Мелитина осенила себя крестом и стала раздеваться.
— Не Божья, а моя, — буркнула женщина. — Чтоб в чем мама родила!
— Нет твоей воли ни в чем, — сказала ей мать Мелитина. — Ты и в себе-то не вольна. Эко тебя зло корежит. А домой придешь, плачешь, поди, в подушку. Белугой ведь ревешь, не так ли?
— Заткнула б варежку-то! — огрызнулась та.
— Ой, доченька, да так ли родители учили тебя с людьми разговаривать! — загоревала мать Мелитина. — Они ж от стыда в гробу перевернутся.
— Чего это ты моих родителей хоронишь? — возмутилась женщина.
— Так им помереть-то в радость бы, чем терпеть эдакую дочь…
— Еще слово — и я тебя отмутызгаю! — пригрозила женщина. — По твоей постной роже.
— Не посмеешь, — уверенно сказала мать Мелитина. — Потому что я правду говорю. А ты, голубушка, дурь на себя нагнала, но душа болит и совесть мучает. Стыдно тебе, вот ты и прикрываешь стыд свой лохмотьями этими.
Лицо женщины отяжелело, проступила одутловатость щек и подбородка. Она обыскивала одежду, прощупывала швы, шарила под подкладом и посверкивала глазами. В тот момент мать Мелитина увидела свою котомку, вытряхнутую на пол, и все дорогое и сокровенное, что в ней находилось — крест, Евангелие и канонник, — все это валялось в непотребном и попранном виде. Она наклонилась, подняла свои символы веры, прижала к груди.
— Не ты ли посмела бросить, голубушка? — со страхом спросила мать Мелитина.
— Я! — с вызовом ответила женщина. — И видишь — руки не отсохли.
Она швырнула рясу в угол, в тряпье, а матери Мелитине кинула старые брюки и гимнастерку. Встала, подбоченилась.
— Напяливай!
Мать Мелитина не шевельнулась.
— Верни рясу.
— Хватит, пофорсила, — огрызнулась женщина. — Одевай что дали!
Мать Мелитина опустилась на колени, подняла над головой крест, взмолилась:
— Господи! Нагая стою перед Тобой, аки на Суде страшном! Взываю к Тебе, Господи! Освободи душу женщины! Дай вздохнуть ей чистым воздухом, дай глянуть светлым глазом. Отними слепоту и глухоту ее! Изъязви тело мое, да очисти лик женщины этой. Радости дай и утешение в горе ее! Очаруй душу ее и прими недостойную молитву мою, ибо некому более молиться за нее!
— Ты чего? — шепотом спросила женщина, пытаясь поднять с колен мать Мелитину. — Ну-ка, перестань… Ты чего?
