– А в нем самый главный фашист, – вставил Гребенюк и сморщился, стремясь вспомнить звание этого фашиста.
– Оберст Шульц, – выручил его Юра.
– При нем двое часовых, – снова включился Гребенюк, – один снаружи, другой во дворе. Там же легковая машина. Рядом, у колодца, живет шкура барабанная – обер-фельдфебель. А у него во дворе овчарка – настоящий волк. Против колодца, справа от дороги, – пулеметные гнезда бойницами направлены в нашу сторону. Потом… – сморщился старик.
– А потом, – помог старику Юра, – опять команда фрицев. А за ними располагается…
Здесь глаза Гребенюка блеснули огнем ненависти, и он перебил Юру:
– Изверг рода человеческого. Если вы их будете бить, то этого предателя в первую очередь! Он, сволочь, из меня чуть было душу не вытряхнул. На свою сторону, подлец, меня склонял. Меня, советского человека. Ско-ти-на!
– А дальше что? – перебил его Дядя Ваня.
– А дальше пусть Юра скажет. В том конце деревни он был.
И Юра обстоятельно доложил обо всем, что видел.
– Большое вам спасибо, друзья мои. – Дядя Ваня крепко пожал руки Гребенюку и Юре. – За такое дело вас следует наградить. Но это в свое время.
Операцию по уничтожению этого «осиного гнезда» Дядя Ваня наметил на первую ночь «покрова Пресвятой богородицы», так как этот престольный праздник справляли не только в Слободке, а и во всех соседних с ней деревнях, что, как он полагал, хорошо знает и Костюк и его полицаи, которые не пропустят, чтобы не поохотиться за самогоном и за всем тем вкусным, что селяне приготовят к празднику. Исхлестанные Костюком, они готовы будут отдать все, только бы спасти свою душу.
Так оно и было. Перед праздником Костюк с полицаями основательно «поработал» окрест Слободки. Результат был потрясающий. Костюк привез на двух грузовиках столько, что хватило бы праздновать всему гарнизону Слободки на целую неделю.
Перво-наперво он одарил оберста Шульца, преподнеся ему целую четверть первача, окорок, связку крестьянской колбасы, самый толстый кусок с розовинкой сала, несколько банок с солеными огурцами и грибами и ведро квашеной капусты с клюквой.
Шульц был восхищен.
– Это прекрасный подарок семье к рождеству, – постучал он волосатым пальцем по румяной кожице сала.
Кроме этого Костюк для поддержания своего авторитета подарил и охране Шульца столько съестного и самогону, что им было чем по-настоящему отпраздновать русский престольный праздник.
Предпраздничная ночь выдалась для партизан на славу. Тьма хоть глаз выколи. Да ко всему тому еще дул пронизывающий шквальный ветер. И если для партизан это было – все нипочем, то для гитлеровцев, несших караульную службу, – гроб с музыкой. Промерзшие до костей, они знобко отбивали негнущимися ногами чечетку и на чем свет стоит проклинали свою судьбу, зная, что там, в Слободке, их однополчане вовсю веселятся, пьют шнапс, жрут сало, яйца, колбасы.
