Шеломянь | страница 63
И снова из облака пыли возник всадник. То был гонец от основного войска, что шло в часе от авангарда князя Игоря.
— Переяславская дружина уходит!
— Куда? — удивился князь Игорь. — Кто приказал?
— Не знаю. Но Владимир Глебович просил передать, что вы о нем скоро услышите!
Бросить войско перед сражением?! Это уже не ссора, это предательство.
Или расчет?
Таких деревень много на русском приграничье; деревень, похожих на крепости. Мощные земляные валы с заботливо обновляемым частоколом хранили покой жителей. Со стороны степи валы были почти лишены травы, и влажный скользкий чернозем становился непреодолимой преградой не только для конного, но и для пешего воина.
У деревни, как и положено, примостилось распаханное поле. Неподалеку большое стадо коров задумчиво поглощало траву, лишая работы косарей. В тени берез стояли стреноженные лошади пастухов, расположившихся на обед. На заботливо расстеленном рушнике была выложена нехитрая домашняя снедь, собранная матерями да женами.
Но рядом с едой лежали копья, а из-за спины у одного из пастухов с недобрым любопытством выглядывал охотничий лук. Тетива на нем ослаблена, но не снята.
Граница рядом, а значит, надо быть настороже.
— Кажется, всадники, — сказал один из пастухов, вглядываясь из-под ладони в темное пятно, появившееся из-за рощицы.
— Точно, — подтвердил другой пастух, потянувшись к ближайшему копью.
— Сторожевые костры не палят, значит — свои, — успокоил всех лучник, продолжавший нарезать хлеб широкими ломтями.
— И правда свои, — удивился тот, кто первым заметил всадников. — Никак Игорь Святославич возвращается! Вон как золотые шпоры на солнце-то горят!
Сотни две всадников галопом приближались к спасавшимся от солнца в тени пастухам. Те поднялись, склонившись в поклоне. Игорь Святославич — князь справный, что ж ему не поклониться?
— А ведь не князь Игорь это, — прошептал один из пастухов. — Вон бородища рыжая из-под шлема вылезла.
— В копья их! — раздался молодой звенящий голос.
Пастухов перебили в мгновение, и нарезанные ломти хлеба пропитались не медом, который расплескался по траве из опрокинутого горшка, а кровью. Поры хлебного мякиша забила вязкая красная масса, и хлеб задохнулся. Тесто замешивается на труде и поте, на крови можно выпечь только смерть.
Умерла и деревня. Не спасут мощные земляные валы, когда доверчиво открыты ворота! И князь Владимир Глебович, пропахший дымом пожаров, с руками, обагренными кровью, пожелал сохранить жизнь только одному из селян.