Маврикий вцепился в перекладину лестницы и зашептал, с ужасом глядя на копошащегося внизу беса:
— Яд у них, как яд змеи, как глухого аспида, который затыкает уши свои и не слышит голоса заклинателя, — тут Маврикий к стыду своему всхлипнул, — самого искусного в заклинаниях.
— Лапти-то совсем новые, — продолжал сокрушаться бес.
— Боже! — завывал Маврикий, уже не заботясь о сохранении тишины. — Сокруши зубы их в устах их; разбей, Господи, челюсти львов!
— Как много среди людей сумасшедших, — заметил с жалостью бес.
— Да исчезнут, как вода протекающая…
— Вода! — обрадовался бес и поднял кувшин со святой водой.
Смочив пук соломы, бес принялся оттирать от копоти запачканный лапоть. Маврикий ждал, когда нечисть исчезнет или обратится в бегство от водосвятия, но почему-то ничего не происходило. Бес отбросил в сторону солому и полюбовался на посвежевшее лыко.
— Слышь, гречонок, — поднял голову бес. — Ты там что, жить собрался? Спускайся, поговорим, поедим, — бес хихикнул, — что Бог послал.
— Да исчезнут, как распускающаяся улитка, — взвыл Маврикий, — да не видят солнца, как выкидыш женщины!
— Дурак, — обиделся бес. — Ты видел хоть раз, чтобы улитка распустилась?
— Нет, — ответил Маврикий и, неожиданно для самого себя, полез вниз.
При ближайшем рассмотрении бес был вовсе не страшен, скорее, наоборот, смешон. Росту в нем было ладони две, и больше всего он напоминал сельского мужика-ратая после недельного сидения в харчевне. Маленький рост с лихвой компенсировался резким сильным голосом, напомнившим Маврикию звук никогда не слышанных иерихонских труб.
Бес по-хозяйски копался в принесенном Маврикием добре, особо оживившись при обнаружении плетенки с вином.
— Вот это я понимаю, — пробулькал бес, присосавшись прямо к горлышку.
— Простите, — осмелился заговорить Маврикий, забыв завет Блаженного Августина. — Разве вам это не вредит?
— Вредит, — бес отставил плетенку в сторону. — Когда неумеренно и без закуски.
— Да нет… Это все же кровь Христова…
— Дурак, — бес снова обиделся. — Я что, по-твоему, вино от крови не отличу? Вы, гречата, сами в безумии живете и нам, русским, голову морочите! Что это такое: кровь Христова, тело Христово, — и бес остатками зубов принялся яростно пережевывать просфору, — все о святости говорите, а сами своего бога поедаете!
Бес выплюнул остатки просфоры.
— Кстати, бог у вас невкусный! Таким пресным тестом у нас на Руси даже свиней не кормят.
Маврикий заплакал от собственного бессилия и поругания имени Божьего. Он сел, привалившись к стене, и рыдал, возможно, первый раз в своей грешной бурной жизни. Бес забрался ему на плечо, стараясь своими ручонками обтереть слезы, бегущие у Маврикия по щекам и бороде.
