Николя, не в силах изречь ни шиша, тянулся за бароном как бы влекомый силой гипноза. Они проследовали в кабинет посланника, где мирно светились два канделябра, творя из грозного мрака уютственный полумрак. Открыты были клавиши клавикорда, и ноты стояли на них. «Возляг на ковер, Ланселот, а я услажу твой слух тихим шансоном, — проговорил барон. — Но прежде ты должен испить бокал освежающей влаги».
Он отошел к столу, сотворил в бокале нужную винную смесь и размешал в нем целую ложку кантаридинового порошку. Николя поглотил волшебный напиток и бухнулся на ковер. По взбаламученному его лицу почти тотчас пошла расплываться улыбка тихого щастья. Барон присел к своим клавишам, кои не раз помогали ему очистить усталую душу. Полилась ублажающая чаконна. Он слышал спиною, как утишалось дыхание его полунощной добычи, как погружался унош в объятья синьора Морфео. Тихим, хоть и чуть-чуть страшноватеньким меццо-сопрано Федор Фон-Фигин пропел:
В этой пещере, что мы именуем нашей землёю,
Вдруг возникают прорывы в небесные сферы.
В эти моменты душою и телом я млею,
Сопротивляюсь тому, что именуется мглою,
Хоть и приходится дань заплатить королю Люциферу.
Николя безмятежно спал, дитятею бормотал бессвязности, бубукал губами. Зрелище это ласкало сердце барону. Он закрыл крышку клавикорда, снял туфли и кафтан, расстегнул створы камзола и прилег на ковер рядом с младым чэавеком. Пальцы его проникли под бант на затылке и ухватили кавалера за тугую косу. Ощущая вздувающийся гульфик героя сегодняшней ночи, он почувствовал приход своей основной думы. Как я могу отвергать соблазнительность жизни, когда постоянно за мной по пятам ходит угроза убийства? Вот негодяи ворвались, толпою идут по анфиладам, шпаги в руках для закланья и веревка за пазухой для удушенья. Кто защитит меня в этот момент, кроме Афины Паллады? А что ей меня защищать, мудрейшей и равнодушной? Вот подают мне десерт, нежнейшие сливки с клубникой, смотрит весь Двор, как я эти радости поглощаю и вдруг обжигаюсь финальною горечью злобной цикуты. Кто эти мысли изгонит и даст мне забвенье, кроме безумного Диониса? О, защити меня, Дева Святая, споручница грешных!
Тут ветр, столь же сильный, сколь и нежданный, влетел в открытые окна и загасил канделябры и так же нежданно, как влетел, мгновенно утих. В тишине донеслись до ушей трепетавшего над телом уноши барона склянки с пушечного корабля NULLE METANGERE.
***
Вольтер уже почивал, обложенный пуховиками и грелками вперемежку с пузырями льда. Флакон тизанской воды стоял на ночном столике в полной готовности для изгнания сухости из полости рта. Утка, изделие из мельхиора, из-под зада смотрела в промежность, всегда наготове для приятия мудрой мочи. Порошки сульфата бромида в облатках приготовлены были верным Лоншаном на случай, если великий чулловэк начнет восклицать во сне; такое случалось все чаще. Все его демоньё сидело в ногах и по краям огромной кровати на манер домашних животных. Тихо скулили: «Когда ж мы вернемся в наше Ферне, мэтр великолепный?!» Так дорожили они своим достояньем, телом Вольтера, что готовы были даже гнать прочь столь ими глубоко уважаемого магистра Сорокапуста.
