«Не расплатился! — вдруг вспыхнула в Леве ужасающая мысль. — Не расплатился вчера в „Нашшараби“!» Он бросился к выходу и уже в дверях оглянулся на невоспитанного старичка. Тот сидел в той же позе, выставив нос-грушу.
Возле «Нашшараби», несмотря на ранний час, уже дежурили мечтатели. Лева привычно встрепенулся, но мечтатели, как видно, совсем осоловели от ожидания — они даже не повернулись к кумиру нации. Андрианыч тоже бровью не повел в ответ на Левино приветствие.
Лева вошел в зал и удивился тишине и свежести, царившим там. Все столы были сдвинуты в длинные ряды, накрыты крахмальными скатертями, сервированы скромным гигиеническим завтраком — дымящиеся кофейники, поджаристые булочки, сливки, джем. Никакого намека на прогорклый запах вчерашнего «чаво».
За столами в полной тишине сидели Левины друзья и сподвижники, футболисты и хоккеисты сборных команд, братья Майоровы, Старшинов, Яшин, Численко, поэты Евтушенко, Вознесенский и Рождественский, Тигран Петросян, Спасский, Жан-Люк Годар и Марина Влади, Джон Апдайк, Артур Миллер, Дмитрий Шостакович, академик Лаврентьев, Армстронг и Элла Фицд-жеральд, космонавты Леонов, Армстронг и Олдрин, Сартр, Высоцкий и Коненков, Вицин, Никулин и Моргунов… и много других известных и милых лиц.
Лева остановился на пороге, неуверенно поднял руку для приветствия, душа его сжалась — более страшного момента он никогда не испытывал.
И вдруг в глубине зала открылась маленькая дверца…
Некто высокий, загорелый, женский, освещенный синими глазами, в белом одеянии — уж не жена ли Нина, святая и неприступная? — двигался к нему, и в глазах была любовь.
«Неужели спасен? — подумал Лева. — Неужели спасен, спасен, спасен?»
1968
