Не произошло и взаимного тяготения, никакой симпатии с первого взгляда.
«Ишь, гага», — подумал Великий-Салазкин на Павлушу.
«Лапоть», — подумал Павлуша на Великого-Салазкина.
«Плесень», — подумал Кимчик о Павлуше.
«Плебей», — подумал Павлуша о Кимчике.
«Скобарь», — подумал Кимчик о Великом-Салазкине.
«Губошлеп», — подумал Великий-Салазкин про Кимчика.
Шесть вариантов мимолетной неприязни увели наших героев в разные углы пищевого цеха. Казалось бы, все, встреча не состоялась, но тут вновь начинается загадочное: тайные магниты — уж не энергия ли плузмодов, витающая по соседству в N-ском измерении?-начинают подтягивать героев друг к дружке.
— Этот столик не обслуживается, товарищ!
— Товарищ, товарищ, чего уселись? Этот столик дежурный!
— Будете ждать, товарищ, заказы на столике только что приняты. Уселся!
— Столик грязный, товарищ. Пересядьте и не кричи! Не дома!
— Глаза у вас есть, товарищ? Столик заказан.
В результате с извинениями и экивоками-культурные же люди-все трое оказались за одним столиком возле архитектурной ноги из подмоченного бетона и погрузились в неприятное, отчужденное ожидание.
Вот тут опять кто-то начал колдовать, и настроение стало улучшаться с каждым блюдом. Начало положил, конечно, Великий-Салазкин, пустив по кругу презренную капусту, которая, конечно, опередила своих именитых товарищей. Капуста пришлась как нельзя кстати. Измученные желудочной секрецией пациенты фабрики схрумкали ее за милую душу. Теплота и душевное доверие вдруг воцарились за столом. Морзицер предложил Великому-Салазкину яйцо с бризоля, тот подсыпал Слону макарон, последний (уже незаметно) подложил Морзицеру к бризолю лучшую представительскую часть своего антрекота. Кольцо замкнулось, и все трое посмотрели друг на друга и на самое себя другими глазами.
— Вы не лапоть, — сказал Павлуша Великому-Салазкину. — А вы не плебей, — сказал он Кимчику.
— А вы не гага, — сказал Павлуше В-С. — И вы не губошлеп, — поклонился он Кимчику.
— Друзья мои, вы не плесень! — вскричал восторженный Кимчик. — Друзья, вы не скобари! — добавил он вторым криком и вдруг запел модную той весной песню: — «Кап-кап-кап, каплет дождик, ленинградская погодка, это что за воскресенье?»
— Моя фамилия Слон, — сказал Павел с простодушной улыбкой.
— А моя Морзицер, — хихикнул Ким.
— А меня кличут Великий-Салазкин, — представился академик.
— Как?! — вскричали юноши. — Вы Великий-Салазкин?
— Это через черточку, — пояснил великий старик лукаво.
