— Эми… — Голос его дрожал от сдерживаемых чувств. Меньше всего на свете он хотел напугать ее. — Хочешь очутиться в самом безопасном месте? Иди ко мне, и я покажу тебе его. Просто сделай три шага, и я клянусь твоим Богом и всеми моими, что никто и никогда не причинит тебе вреда, пока есть жизнь в моем теле.
Она с ужасом смотрела на его протянутую руку.
— Когда-то ты мне верила. Поверь и сейчас. Иди сюда и дай мне доказать тебе это. Пожалуйста…
— Я верила Быстрой Антилопе. Быстрая Антилопа мертв.
У Свифта было такое чувство, будто она влепила ему пощечину. Он медленно опустил руку и сжал пальцы в кулак.
— Если бы я был мертв, дорогая, это обручальное обещание не висело бы на тебе. Ты делаешь все гораздо сложнее, чем оно есть. Ты пытаешься убить то, что должно жить, и боюсь, что расплачиваться за это придется прежде всего тебе самой.
— Может быть, и так, но я буду бороться. — Она отступила еще на шаг назад и проговорила тонким и дрожащим голосом: — Можешь не сомневаться, я буду бороться с тобой. До последнего дыхания. Я скорее умру, чем позволю такому человеку, как ты, снова прикоснуться ко мне.
Слова были смелыми, но за ними ничего не стояло. Свифт смотрел на нее и приходил в отчаяние. Что случилось с той Эми, которую он знал, самой храброй из всех девушек когда-то? Она не побоялась пойти одна против шестидесяти воинов-команчей с ружьем, которое было слишком велико для нее. Он все бы отдал, чтобы опять увидеть тот блеск в ее глазах хотя бы на секунду, даже если бы пришлось потерять ее навсегда за это. Та Эми, какой она стала теперь, была всего лишь пустой скорлупкой, красивой, недоступной скорлупкой, оставшейся от прекрасной далекой женщины.
— Такому человеку, как я? Ты же ничего обо мне не знаешь.
— Я знаю, что ты уже не тот мальчик, которого я любила. А больше мне ничего знать и не надо.
— Э нет, тебе не удастся так легко избавиться от меня. — Он подошел к двери и, нагнувшись, поднял шляпу. Отряхнув ее о колено, он обернулся и посмотрел на девушку: — Обручальное обещание — это навсегда, Эми. Я понимаю, что пятнадцать лет — это пропасть времени, но перед навсегда — это мгновение. Ты обещала мне себя. Никто и ничто этого отменить не может. Я дам тебе какое-то время, чтобы привыкнуть к этой мысли, но не очень много. Насколько я понимаю, его и так немало было потеряно понапрасну.
Он открыл дверь.
— Свифт, подожди! Он остановился и обернулся.
— Не станешь же ты и вправду требовать, чтобы я сдержала обещание, данное двенадцатилетней девчонкой?
