воеват агарян. И нам ныне недовол, что Вам прийти сюда до лета. А аже бог даст и счастьем великого царя пришед оттуда, пришлем человека и Вас призовем, и что нам известит бог — тогда посмотрим лутчее. А без нашего человека Вам не ездить."
Георгий X задумчиво прошелся по малиновым разводам ковра и нерешительно остановился перед Эристави.
— Все надо предвидеть… В случае опасности перевези царицу, Луарсаба и Тинатин в Цхиретский замок. Тебя учить не приходится… Сделай это в тайне даже от многих придворных… Потом в подземелье сидит старый удав, Орбелиани, правая рука Баграта. Он ездил в Кахети, тайные переговоры с князем Георгием Кахетинским вел, вместе в сторону Стамбула гнули. Дадиани Мегрельский об этом мне шепнул, теперь гиена в подземелье аллаху молится, но, несмотря на испытания огнем, изменник молчит о светлейшем Баграте… В тайном коридоре прикованы к стене Цулукидзе, Авалишвили… Список у Херхеулидзе, Баака я верю, как себе…
Так вот, князь, в случае опасности для Тбилиси или… ты понимаешь? Заговорщики должны умереть… Не стоит пачкать руки собачьей кровью, но… о них можно забыть…
Неожиданно царь круто повернулся к двери и быстро распахнул ее. В комнату, теряя равновесие, влетел Киазо. Стоя на коленях, телохранитель приниженно залепетал:
— Великий царь, начальник замка приказал доложить, князья все в сборе, я, твой раб, слышал голос и не посмел войти…
— Ты заставляешь князей долго ждать, видно, твои любопытные уши привязаны крепче языка… Эй, кто там!
В комнату вбежала стража.
— Раб осмелился подслушивать, бросить его в яму, пусть палач вырвет собачий язык.
Киазо отскочил. Глаза забегали, как загнанные звери. Киазо тщетно старался выговорить слово. И вдруг ужас охватил все его существо. Ему показалось, что на подоконнике лежит не луч солнца, а огромный окровавленный язык. Он упал, пальцы судорожно цеплялись за ковер, белая муть заволакивала глаза.
Не обращая внимания на валявшегося в ногах Киазо, Георгий X продолжал:
— Так вот, князь, хотел спросить тебя…
Помертвевшего Киазо насильно выволокли, дверь бесшумно закрылась.
— Ты друг Мирвана, скажи, думает ли он о княжне Астан?
— Мой царь, Мирван говорит, скорее орел женится на крысе, чем Мухран-батони на верблюде.
Георгий обрадованно расхохотался.
— Вот, вот, верблюд… ха… ха… верблюд… а я не… ха… ха… верблюд. Пойдем, князь, понимаешь, весь день вспоминал… ха… ха… верблюд…
