— Я просто ему обещала, понимаешь? Не злись, прошу тебя…
— Я не злюсь. Я всего лишь пытаюсь понять. Тебя и себя. И — не понимаю… Я не понимаю, зачем делаю это. Зачем мне нужно среди ночи тащиться бог весть куда, чтобы подобрать какого-то придурка, прицепить его и тащить в город. Зачем мне это нужно…
— Он не придурок, — хотела промолчать, но все-таки сказала Ирина.
— Хорошо, допустим. Тогда скажи, кто он? Я ведь, по крайней мере, должен иметь хотя бы приблизительное представление о том, ради кого, собственно…
— Он обыкновенный человек. Просто очень хороший человек…
— Ты давно его знаешь?
— Нет, совсем недавно.
— Вот как. И что же в нем хорошего?
— Все… Прошу тебя, Андрей, успокойся.
— Я спокоен. Я совершенно спокоен. Значит, хороший человек. Значит, недавно… И где же вы познакомились?
— Здесь, на трассе, и познакомились. Я шла мимо, а у него машина сломалась… Я ведь, кажется, уже говорила тебе.
Ирина не стала посвящать Андрея в подробности их странной встречи. Не стала говорить о том, что эта встреча была уже не первой. В принципе, та, первая, была не в счет, и рассказывать о ней было бы глупо. Не хотелось о ней рассказывать.
Вообще ни о чем не хотелось рассказывать Андрею, но теперь ее обязывало к этому «положение». Положение зависимости от человека, который благородно протянул руку помощи, прислушался к ее словам, пошел навстречу. От человека, который мчится сквозь ночь спасать черт знает кого, находящегося за двадцать с лишним километров от города — только потому, что так захотела она.
И от этой мысли стало совсем не по себе. Волна неприязни снова сменила непродолжительный момент нежности — она вдруг поняла, что он все продумал. Он всегда предпочитал видеть ее в зависимом положении, и вот теперь снова…
— Послушай, скажи. Скажи мне честно, зачем ты это делаешь? — спросила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
Он долго молчал. Так долго, что она решила уже с раздражением повторить свой вопрос. Но не успела.
— Я же сказал тебе уже: сам не знаю. Просто, наверное, я почувствовал, что ты меня возненавидишь. Возненавидишь, если я этого не сделаю.
— Андрей…
Он сидел, нахмурившись, сосредоточенно глядя на полосу дороги, высветленную фарами. Ей вдруг стало жаль этого человека, который, наверное, до сих пор любил ее. По-своему, но все-таки любил.
— Глупости. Я не способна ненавидеть, ты же знаешь.
— Может, ты и сама не знаешь. Ты ведь не видела своего лица в тот момент, когда требовала остановить машину.
