Опустив в трехлитровую банку с водой самодельный кипятильник — два провода с лезвиями для бритья, — прапорщик вынул из тумбочки консервы, сахар, хлеб, пачку чая, взял нож с костяной рукоятью и начал резать хлеб.
— Трофейный?
— Хадовцы командиру подарили, — откликнулся прапорщик. — Наш командир не держит ничего трофейного.
— О? — поднял брови Ямшанов.
— Можно подумать, для Вениамина Геннадьевича это новость, — заметил Осадчий.
Ямшанов закрутил головой, засмеялся.
— Не новость. Признаюсь. Мне это известно. За что и уважаю.
— Я рад, — бесстрастно проговорил Осадчий.
— А то ведь народ только озлобляется. Ведь народ все видит и все слышит.
Вода вскипела, прапорщик насыпал в чайничек заварки. Ямшанов взял с тумбочки потрепанную книгу, полистал.
— Сергей Николаевич?
— Нет, моя, — сказал прапорщик. — Командир не читает.
— Все так же не читает?
— Не читает, — кивнул прапорщик.
— Сергей Николаевич, что это, обет нечтения?
Осадчий пожал плечами.
— Командир говорит, расслабляет, — сказал прапорщик. — А я вот читаю, и ничего.
— Но есть книги и укрепляющие воина на его пути, — возразил Ямшанов. — «Нас водила молодость в сабельный поход...» Та-та-та... «возникай содружество ворона с бойцом — укрепляйся мужество сталью и свинцом». Или «Молодая гвардия».
Чай настоялся, и прапорщик начал разливать его по стаканам.
— Бьюсь об заклад, что вот ваши дезертиры «Молодую гвардию» не читали, а проходили в школе. Или «Как закалялась сталь». Кстати, что они собой представляли?
— А! — прапорщик махнул рукой. — Этот, которого застрелили, — корчил из себя умника, шланг, хитрюга, а второй... а второго однажды я засек, он за баней сидел и... в общем это. — Прапорщик показал правой рукой, что делал дезертир.
— Надо и солдатам давать отпуска, — заметил Осадчий. — Они такие же животные, как и все.
— Га! — вскричал прапорщик. — Тогда уж точно — полполка ищи-свищи!
— Ну, это ты преувеличиваешь, — возразил Ямшанов. — Так уж и пол?
— Так мне иногда кажется, а там, конечно, черт его знает, — сказал прапорщик и залпом допил чай, встал. — Пойду покурю.
Прапорщик вышел, задумчиво хмурясь и погромыхивая спичками в коробке.
Ямшанов вынул носовой платок, промокнул смуглые щеки, лоб.
— Углядеть в этом случае тенденцию? Странно. А? Как ты думаешь?
— Я думаю, — откликнулся Осадчий, закручивая ложечкой сладкие песочные вихри в рубиновом стакане, — как этот, второй, сумел обвести меня? где он мог спрятаться?
— Слушай, Сергей Николаевич, так, выходит, он просто женщину захотел? да и махнул в кишлак? отсиживается у какой-нибудь вдовы. А на роту напраслину возводят: деды уели дезертиров.
