— Ну?
Дежурный сержант отрывается от часов.
— Сорок пять.
— Ровно?
— Ммм, нет, сорок четыре с половиной.
— А не сорок пять с половиной?
— Нет.
— А ты им не подыгрываешь?
— ...
— Скучный ты человек, Лыч.
— Я люблю справедливость.
— И я. Подъем! — кричит Шубилаев.
Постели распахиваются, пружины визжат.
— Стройся.
Четвертые в трусах выстраиваются в проходе.
— На месте шагом марш.
Босые ноги шлепают по половицам.
— Раз, раз-два, левой, левой... отбой.
Топот, хрип пружин.
— Вот что такое справедливость, Лыч. Ты меня понимаешь?
— Все ясно. Но я дежурный. Будешь ты дежурным — ну, отбивай их, как тебе хочется. А я так решил: если у меня успевают — пускай спят.
— Это еще когда я буду дежурным, а справедливости хочется прямо сейчас. Подъ-е-ом! Строиться. На месте шагом марш. Раз, раз, раз-два, ле-вой, ле-вой, раз-два — стой! Все ко мне. Кол — диспетчер. Остальные чухают и качают койку. Итак, поезд «Ташкент — Москва» отправляется. Кол!
— Поезд «Ташкент — Москва» отправляется!
— Чух-чух-чух-чух!
— Поезд прибывает в Оренбург.
— Поезд «Ташкент — Москва» прибывает в Оренбург.
— К первой высокой... ты, как маленький.
— Поезд «Ташкент — Москва» прибывает в Оренбург к первой высокой платфорьме.
— Деревня.
— В деревню?
— Скотина... И в купе входит чувиха, у нее магнитофон. Мухобой — «Розы».
— "Жил-был художник один, домик имел и холсты, и он актрису любил, ту, что любила цветы. Миллион, миллион алых роз. Из окна, из окна видишь ты. Кто влюблен, кто влюблен..."
— Проводник, коньяку.
— ?..
— Ладно, зажженную сигарету. Считаю до пяти. Один. Три. Пф-ф. Между прочим, в разведроте считают до трех. Как у бога за пазухой живете... Хотя почему как, — артиллерия и есть бог.
— Богиня, Шуба.
— Бог.
— Она.
— В этом случае — он.
— Но в пословице богиня, а не бог.
— Лыч, ты перегрелся.
— Это ты перегрелся, Шуба.
— Да ты любого спроси. Ну-ка, Кол, что ты думаешь?
— Ну как...
— Отвечать.
— Бог.
— А ты, Мухобой?
— Мне кажется...
— Не юли, сволочь.
— Бог.
И остальные отвечают то же самое, и тяжелое рябое лицо Шубилаева искажает улыбка, и он говорит:
— Ну, заслужили. Отбой!
Все разбегаются, бросаются на постели. Шубилаев глядит на длинного Лыча, с узловатым длинным носом, с длинными руками.
— А скажу богиня — подтвердят, — говорит Шубилаев, осклаблясь. — А тебя с твоей справедливостью они ни в грош. А еще погоди, сядут на голову.
— Не сядут, — бормочет хмурый Лыч.
— Сядут и наложат.
Дежурный сержант Лыч смотрит на часы и, обращаясь ко всем, громко говорит:
