Из приемной доносилось шебаршение, топот, но пока никто не заходил. Там дежурил Олег, и можно было не сомневаться, что уже все всем известно и сотрудники собираются в президентском отсеке. В одиннадцать приоткрылась дверь, и зашел Дима Сурнов, за ним Подомацкин, потянулись остальные с серьезными лицами.
— Сергей…
Губин поднял голову и понял, что ему придется выдержать долгий шквал соболезнований. Мысль об этом наводила еще большую тоску, но деться было некуда.
В течение последующих нескольких часов в его кабинете толклись люди — подходили все новые сотрудники с соболезнованиями. Мужчины крепко обнимали Губина и утешающе хлопали его по спине, женщины тоже обнимали, но не хлопали, а гладили по спине, при этом еще и плакали у него на плече, шепча ему жалкие слова на ухо. Все прижимали свои щеки к его щекам и говорили одни и те же слова. Кто-то сразу после этого уходил, кто-то оставался. Сформировалась прочная группка из женщин-сотрудниц человек в пять-шесть — они так и стояли с утра, готовили чай, держали наготове лекарства. Оставалась и группка из мужчин, это были приближенные сотрудники Губина — его заместители, охранники. Они стояли кружком и тихо переговаривались — обсуждали, кто возьмет на себя руководство, пока Губин будет занят, как ему помочь и как организовать похороны.
Регина появилась на пороге губинского кабинета около полудня — в комнате, где не стихая звучали причитания женщин и рокот мужских переговоров, повисло напряжение. Регина подошла к Губину и сделала то же самое, что до нее уже сделали несколько десятков сотрудников холдинга, — прильнула к нему и, гладя по спине, стала шептать на ухо слова утешения. Но хотя она не делала ничего особенного — лишь то, что делали в этот день все женщины-сотрудницы холдинга, то есть пыталась выразить шефу свое сочувствие, — смотреть на них с Губиным было невыносимо: такая аура чувственности распространялась по комнате от этой обнявшейся пары. Все неловко отводили глаза. Женщины поджимали губы и думали:
«Бесстыжая…»
Конторские дамы, конечно, все всегда знали.
«Все», то есть даже то, чего никогда не было, они знали и о Губине с Региной. При этом они всегда были склонны в мыслях торопить события. Когда год назад Губин с Региной разругались вусмерть, конторские дамы знали, что у них в разгаре безумный роман.
Когда они помирились, дамы наверняка знали, что Губин ползает перед Региной на коленях и умоляет бросить мужа, а та не соглашается. Когда Губин вызывал Регину к себе в отсек и спрашивал о наборе нового романа, дамы ахали и жалели Киру, озабоченно делясь друг с другом мыслям и о том, как же бедная жена Губина переживет развод… Дамы с увлечением наблюдали за развитием их отношений, и не сказать, чтобы Регина вызывала у них какую-то неприязнь и озлобление. Их роман, в отличие от какого-нибудь гипотетического проходного романа Губина с одной из молоденьких секретарш, тривиального до пошлости, был интересен для окружающих. Интересен потому, что до сих пор все знали Губина как влюбленного в жену, который ни в чью сторону больше не смотрит, а Регину — как высокомерную интеллектуалку с завышенными требованиями. Но их объятие в день гибели Киры, на которое было невозможно смотреть и от которого невозможно было оторвать глаз, — это уже было вне всяких правил. Поэтому дамы краснели, переглядывались, как бы говоря друг другу: «Нет, вы посмотрите только! Бесстыжая…»
