— Тебе не кажется, что это какой-то сюрреализм? Мишка Булыгин исчез… Он же не песчинка. Куда могут деться эти сто килограммов?
Когда Сурнов уходил, Губин, слегка опьяневший от двойной дозы коньяку, продолжал расфокусированными глазами смотреть перед собой, недоуменно повторяя: «Это какой-то сюрреализм…» В своих словах он был абсолютно искренен.
Сотрудники в издательском холдинге Губина происходили как бы из двух разных, практически не смешивающихся миров. Соединял две сферы только сам президент Губин — он был одновременно и из того, и из другого мира. С юности его занесло в советскую журналистику. Он, простецкий парень из низов, не имевший никакой протекции, зато обладавший бешеной энергией, закончив полиграфический институт, очутился в секретариате одной массовой советской газеты. Работал он на том участке, где свободное журналистское творчество сталкивается с неумолимой производственной технологией, — отвечал за связи с типографией и сдачу материалов в печать.
С одной стороны, он окунулся в атмосферу художественных идей, летучек с критикой, редакторских правок, где нет предела совершенству, с другой — в атмосферу типографских наборов, версток, графиков сдачи. Ему были знакомы и близки творческие муки юных стажерок с факультета журналистики, халтура борзых газетных репортеров, зарабатывавших себе на квартиру «чесом» в десятке разномастных изданий, высокомерие политобозревателей, ценивших на вес золота каждое свое слово. Но одновременно ему по долгу службы приходилось находить общий язык с технологами, линотипистами, шоферами, которые посылали любого редакционного работника вплоть до главного редактора подальше, вечно грозились применить штрафные санкции при задержке материалов (а где же это видано, чтобы не задерживать?), прекратить печатать, переналадить станки, уехать на обед и вечно орали, что заказ им невыгоден и в следующий раз поблажек от них не дождутся. Губин научился ладить и-с теми, и с другими и придумывал десятки ухищрений, чтобы газета ежедневно выходила в свет.
Сам Губин больших высот в журналистике не достиг, но окружающую его пишущую братию из-за этого не возненавидел — хороший он был мужик, да и все. Губин в полной мере воспринимал либеральный дух, царивший в последние годы правления КПСС в самых распартийных изданиях. Тот самый либеральный журналистский дух, который затем верноподданнически выливался на страницы газет в форме передовиц типа: «Решения съезда в жизнь!»
