О «дезе» Подомацкин не знал. Потом намучились с переводчиком — тот, которого хотели они, долго отказывался, мурыжил, отговаривался занятостью и сперва даже не реагировал на повышение гонорара.
Пришлось пробовать другого переводчика — не понравился. Все-таки уломали первого, повысив гонорар до предела, — и не пожалели. А дальше маета с художником… Этот постоянно срывал сроки.
— Что скажешь? — пригласил Губин присоединиться к восторгам вошедшего в кабинет Диму Сурнова, главного редактора «НЛВ». Но тот хмуро глянул на книжку и, не сказав ни слова, плюхнулся в кресло.
Пока Серега и Эдуард Александрович умилялись, он сидел с каменным лицом, не вмешиваясь в разговор.
Оба вызывали у него раздражение — а что же вы хотите? Он ни на секунду не мог забыть, что роскошный Фаулз издан на деньги, заработанные «его» газетой.
Собственно, особой заслуги Димы Сурнова в успехах «НЛВ» не было — это Губин несколько лет назад гениально угадал, что нужно людям и что они любят больше всего — продавать и покупать. На страницах «НЛВ» Губин предоставил такую бесплатную возможность всем. Но постепенно забылось, что идея принадлежала Губину, Сурнов вел газету уже три года и с делом, естественно, сроднился. Все-таки он не мог смириться с тем, что его «никчемная» (он был уверен — Подомацкин думает именно так) газетка, целиком состоящая из «высокохудожественных» текстов вроде «мужч. в.о. эконом., стаж исп. дир. и прочее» кормит и издательство, и пока не вышедший на прибыль брачный журнал, и прочие проекты Губина.
Своей восторженной болтовней Губин с Подомацкиным сыпали ему соль на раны, будто специально еще раз его унижали. Суперприбыльной газеткой Сурнова они никогда не восхищались — знай гребли деньги, и о его усердии и изобретательности не вспоминали.
Все восторги — на долю психологической зауми…
— Да не окупится ваш Фаулз! — с нажимом врезался в их разговор Сурнов, не удержавшись. — Ясно же.
За права, переводчику, художнику, бумага дорогая, тираж не очень большой, цену задрать не можем — тогда вообще никто не клюнет, и расходиться будет медленно. И читать эту мудреную муру невозможно.
Ладно я, положим, могу прочитать и прочту. Но вот выйдите на улицу, остановите первого встречного и спросите: «Вы можете это прочитать?»… Ответ — нецензурный, сами знаете. И чего, спрашивается, вы так подпрыгиваете от радости?
— Ну-у-у, — снисходительно протянул Подомацкин после секундного замешательства, пока еще не теряя улыбки. — Разве дело в этом? Разве можно все измерять деньгами? Посмотрите, какая прелесть, какой слог, какая тонкая мысль, какая причудливая интрига! Это престижно, это высокая марка, наконец.
