Значит, Норбху Дзаса все знал с самого начала, подумал Кристофер.
— Возможно, — ответил он. — Мой отец был политическим деятелем. Он умер много лет назад.
Норбху Дзаса посмотрел на Кристофера тяжелым взглядом.
— Ваш чай остывает, — заметил он.
Кристофер поднял чашку и сделал быстрый глоток.
Густая теплая жидкость обволокла нёбо и горло.
— Я отнял у вас достаточно много времени, мистер Дзаса, — произнес он. — Мне жаль, что это время было потрачено впустую.
— Ничего, — ответил маленький человек, — бывает.
Он встал и дважды хлопнул в ладоши. Хлопки гулко прозвучали в озаренной мерцающим светом комнате.
Дверь открылась, и появился слуга, чтобы проводить Кристофера.
— До свидания, Уайлэм-ла, — попрощался Дзаса. — Мне жаль, так мало помощи.
— Мне тоже жаль, — ответил Кристофер.
От выпитого чая его подташнивало. Хотелось поскорее уйти из душной комнаты. Норбху Дзаса поклонился, и Кристофер вышел в сопровождении слуги.
Дзаса громко вздохнул. Он скучал по жене и детям. В конце января они уехали в Лхасу на Новый год и следующий за ним трехнедельный праздник Монлам. Пройдет не один месяц, прежде чем они вернутся. Его новая жена была молодой и красивой, и с ней он чувствовал себя почти молодым. Но сейчас, в ее отсутствие, он чувствовал, как возраст давит на него, словно плотный слой снега, сбросить который невозможно. На стенах вокруг него танцевали и совокуплялись боги и демоны, испытывая кто экстаз, а кто боль. «Так мало восторга, — подумал он, — и так много боли».
Слева от него распахнулись портьеры, закрывающие вход в другую комнату. Появился человек в монашеском одеянии. Его худое бледное лицо было покрыто шрамами, оставленными оспой.
— Итак, — спросил Норбху Дзаса, — ты слышал? Монах кивнул.
— Уайлэм, — продолжил Норбху Дзаса. — Ищет своего сына.
— Да, — подтвердил монах. — Я слышал.
Он провел худой рукой по бритой голове. Свет, отбрасываемый лампами, отражался на его изъеденной оспой коже, образуя небольшие тени, и казалось, что по лицу ползут муравьи.
