Лхатен покачал головой.
— Извините, сахиб. Есть только один путь — тот, которым мы шли сюда. И обратно можно идти только им, сантиметр за сантиметром. Вы должны скоро отправляться в дорогу, так как вам надо выбраться из снега до того, как наступит ночь.
Кристофер не ответил. О том, чтобы идти назад без мальчика, и речи быть не могло. К тому же он был не уверен, что даже в одиночку сумеет пробиться сквозь снежные завалы. Был только один выход — идти в Тибет, до ближайшей деревни. Возможно, его появление в деревне закончится арестом, но в тот момент спасти жизнь мальчика было для него важнее, чем найти собственного сына.
* * *
Они вышли в тот же день незадолго до полудня. Кристофер шел согнувшись, чтобы мальчик мог опираться на него, как на костыль. И с наложенной шиной Лхатен не мог даже слегка опереться на ногу. И когда это случайно происходило, нога подгибалась, и оба они теряли равновесие.
Днем поднялся ветер. Час спустя пошел снег. Точнее, он не шел, он стал частью ветра. Казалось, что ветер — это дух, отчаянно искавший тело и наконец нашедший его в снегу. Чем выше они поднимались, тем яростней становился ветер. Казалось, что он несет с собой острые бритвы, режущие тело. Даже каждый вздох надо было делать очень быстро, чтобы ветер не вырвал изо рта глоток воздуха. Путь был несравненно тяжелее, чем раньше.
Этой ночью они так устали, что даже не стали строить временное укрытие. Кристофер выкопал в снегу глубокую яму, и они устроились в ней, свернувшись под намдой, огромным, напоминавшим ковер одеялом из войлока, которое взял с собой Лхатен.
Утром Лхатен пожаловался, что боль в левой ноге стала сильнее, чем накануне. Кристофер снял с него ботинок и носок. Нога была как камень — твердая, белая, ледяная на ощупь. Нарушенная циркуляция крови и холод привели к серьезному обморожению. Ничего не сказав, Кристофер надел на него ботинок.
— Что там, сахиб? Обморожение?
Кристофер кивнул.
— Да.
Можно было попытаться согреть ногу, но в этом не было смысла — она вскоре снова замерзла бы и стало бы только хуже. Кристофер опасался, что у мальчика обморожена и другая нога. Его ботинки были сделаны из дешевой кожи, а носки были слишком тонкими. Кристофер отрезал два куска войлока от намды и утеплил ботинки, но опасался, что этого будет недостаточно.
В тот же день началась самая настоящая метель. Было ощущение, словно кто-то разорвал ткань, из которой сшит мир. Снег и ветер налетали со стороны перевалов, охваченные приступами безумия. Видимость фактически стала нулевой. Когда идти стало невозможно, они поползли, Лхатен волочил за собой ногу. Он не издавал ни звука, но Кристофер знал, что он мучается от невыносимой боли.
