Ее собеседник был явно заинтригован.
— Он арестовал вашего батюшку, а вы тем не менее вышли за него замуж? — удивленно спросил он.
— Да, арестовал! — твердо сказала Анна. — Мишель — он полицейский, то есть я хотела сказать, бывший полицейский, и он разыскивал пропавшие царские сокровища. А мой батюшка имел неосторожность купить, кажется, на толкучке, кое-что из украшений...
— Сокровища? — что-то такое смутно припомнил из той, прежней, крестовской жизни Троцкий. — Да-да, о чем-то таком он упоминал...
— Ну вот видите! — обрадовалась Анна. — Вот вы тут сидите, а он, может быть, хотел народу целый миллиард вернуть!
— Так уж и миллиард? — осмелился усомниться Троцкий.
— Да, так уж! — задиристо ответила Анна. — Чего вы улыбаетесь? Другой бы не стал — а он непременно! А вы его в вашу чека забрали!
Троцкий, что-то быстро чикнул в блокноте.
— Хорошо, я разберусь, — пообещал он. — Если, конечно, не поздно.
— Как поздно?... Что значит «поздно»?! — испугалась Анна.
— Теперь, барышня, если вы не осведомлены, идет великая революция, — вполне серьезно сказал Троцкий. — Старый мир рушится, уступая место новому, обществу социального равенства и справедливости. И в этом водовороте событий нетрудно потеряться человеку...
— Так что ж вы тогда тут болтаете?! — вскричав, перебила Троцкого Анна. — Так позовите же кого-нибудь, прикажите, пусть его найдут! Ну чего же вы сидите?!
Не привыкший, чтобы на него повышали голос, Троцкий на мгновение даже опешил. Его скулы забугрились, а в глазах замелькали молнии.
Уж не ошибся ли он — не контрреволюционерка ли она, не провокатор?...
— Вот что! — вдруг решительно сказала Анна. — Я теперь отсюда никуда не уйду! — и демонстративно села в кресло, что было сил вцепившись пальчиками в подлокотники. — Вот сяду и буду тут сидеть, пока вы не прикажете. Можете сдавать меня в чека или хоть даже... хоть даже застрелить!
И хоть была Анна настроена самым решительным образом, подбородок ее предательским образом дрожал, носик зашмыгал, а в глазах стали набухать слезинки.
Того и гляди разрыдается.
Нет, не походила она на контрреволюционерку: контрреволюционерки — те в чека добровольно не просятся.
И Троцкий помягчел.
Потому как уж больно хороша была барышня в своем гневе.
— Ну раз так, то конечно! — притворно пугаясь, улыбнулся он. — Тогда непременно прикажу. Вот прямо теперь и прикажу!...
И, сняв трубку телефона, сказал:
— Товарища Миронова ко мне... Да, весьма срочно!...
...Мишель пришел к вечеру.
